Стилински через плечо взглянул на избитого им парня, который счас медленно поднимался и испуганно таращился на Мартин, рыдающую в плечо Стайлза. Эйдан поднялся и сделал шаг навстречу. Стайлз резко обернулся, рефлекторно прикрыв собой Лидию.
— Просто оставь нас, — процедил он сквозь зубы. Вряд ли бы он еще раз смог сбить с ног этого громилу, но тон его голоса был… убедительным.
— Я не хотел, Лидия, — виновато произнес Эйдан. Стайлз напрягся еще больше, боль в руках он снова перестал чувствовать — в висках пульсировала злоба, душу переполняло неистовство, а рассудок был на грани. Стилински и слышал-то себя будто со стороны, словно кто-то говорил за него, словно это был не его собственный голос.
— Уходи, — прошипел он снова, а потом развернулся к девушке и, обняв ее за плечо, повел прочь от этого места.
2.
Ей было больно не столько физически, сколько эмоционально. Ее унизили, ее оскорбили, ее предали — ее будто вывернули наизнанку. Она прижималась к Стилински, потому что даже несмотря на его худощавость, бледность и неуклюжесть она все равно чувствовала в нем защиту. Она была почему-то уверена в том, что он не даст ее в обиду.
Они медленно плелись, идти было тяжело из-за песка и навалившейся на плечи тяжести. Никто не произносил ни слова. В сущности, Стайлзу было плевать, что предшествовало этой пощечине, а Лидия, в сущности, не собиралась этого рассказать. Да и не имело это значения. Имело значение то, что Лидию ударили, а Стайлз не смог ее защитить — не смог предотвратить, предвидеть, предвосхитить. Его душило собственное бессилие, но все, что он мог сейчас сделать — просто идти рядом с ней, аккуратно, но крепко прижимая ее к себе, ничего не спрашивая и ни в чем не упрекая.
Просто рядом, как он и всегда хотел.
Они отходили все дальше и дальше. Дальше от музыки, от посторонних взглядов, от самого происшествия. Лидия молчала, больше не плакала, просто обнимала Стилински, позволяя ему вести себя… куда угодно. Она доверяла ему, но вряд ли была счас в состоянии рассуждать о его благородстве и заботе — вся ее голова была забита воспоминаниями, в которых фигурировал Эйдан, и только он.
Когда звуки окончательно стихли, а воздух стал достаточно свежим, Стайлз остановился, посмотрел на стоящую рядом и не задающую вопросов Лидию, потом коснулся ее лица, заставляя посмотреть на себя. Она подняла на парня свой взгляд — и Стилински снова ощутил прилив энергии, осознав, что сможет свалить Эйдана с ног и второй раз.
— Я отвезу тебя домой, — прошептал он, хотя машину он оставил дома, а до ближайшей остановки надо было идти около двадцати или тридцати минут. — Хорошо?
Лидия снова закрыла глаза, а потом уткнулась в плечо парня, дав волю слезам еще раз. Дежа вю ударило под дых, и Стайлз вспомнил тот вечер, когда она сама пришла к нему — впервые — и начала что-то рассказывать о том, что ей не дают встретиться с Джексоном. Его комната была забита подарками для нее, а она продолжала плакать насчет Джексона.
Стилински ощутил бы что-то щемящее и болезненное в груди, но злоба притупляла все остальные чувства.
— Я отвезу тебя домой, — повторил он и вновь двинулся вперед, увлекая девушку за собой. — Просто отвезу, и все будет хорошо.
Стайлз сожалел о том, что поехал на машине Скотта, его потрепанный джип был бы сейчас к месту. Стайлз совершенно забыл о том, что он не предупредил друзей. Стайлз вообще ощущал, как из пространства стремительно выкачивают воздух, как вакуум начинает медленно сдавливать легкие, и сделать вдох становится все тяжелее и тяжелее.
Лидия чувствовала то же самое. Впервые она разделяла его чувства.
Они оба не знали, сколько времени заняла у них дорога до остановки, они потеряли счет часов и минут, они будто попали в другую реальность, где время не было представлено в виде циферблата, где время вообще не имело значения. На середине дороге Стайлз остановился, снял кофту и накинул девушке на плечи, но Лидия не чувствовала ни холода, ни уж тем более тепла. Она сама погрузилась в образовавшийся вокруг них вакуум — она не дышала, не ощущала времени, не ощущала перепадов температуры.
Просто застыла в неком анабиозом состоянии.
Стайлз вел ее к остановке, смутно помня дорогу и сомневаясь, в правильном ли направлении они идут. На самом деле, обнимая ее за талию, прижимая ее к себе и ощущая ее руку на своем плече, он думал только о том, что недостаточно хорош для нее. Он терялся в своих желаниях, он хотел быть плохим, он хотел быть разрушительным, он хотел быть для нее хоть каким-нибудь. Он думал о том, что не повезет ее домой, что они сядут на первый попавшийся автобус и будут ехать до конечной, что им — ей и ему — это просто необходимо.
Что это было бы правильно.
Когда они доходят до остановки, то им не приходится долго ждать — автобус подъезжает практически сразу же. Стайлз расплачивается за проезд и ведет Лидию на самые дальние сиденья, держа ее за руку. Он чувствует прикосновения ее холодных пальцев, ее напряжение передается и ему. Молчание давит, мрак опускается не только на город, но и на них двоих.
Укутывает и будто укрывает.