Лужайки, где пляшут скворечники

С минуту стоял еще великий шум: крики, ругань, стрельба с двух сторон. Потом разом стихло. Мятежники и кирасиры вновь укрылись за каменными гребнями.

Сидя на камне и опираясь на карабин, полковник Глан бесцветным голосом потребовал:

— Подойдите ко мне, суб-корнет.

Максим подошел. Он все еще сжимал саблю и револьвер. Каска слетела, волосы торчали.

— Корнет Гарский, возьмите у суб-корнета оружие, он подвергнут недельному аресту за… безответственное поведение в боевой обстановке.

Гарский с удовольствием забрал у Максима револьвер и саблю.

— Станьте как следует, суб-корнет, — полковник уперся в мальчишку безжалостным взглядом. — Извольте отвечать: как вы посмели столь необдуманно рисковать головой, невзирая на мой особый приказ всячески беречь себя?

Максим торопливо встал навытяжку и смотрел на свои разбитые сапоги.

— Я жду ответа, суб-корнет…

— Я же… первый это увидел. Я был ближе всех к канату, другие могли не успеть…

— И тем не менее вы не имели права…

— Как же не имел? — Максим вскинул намокшие глаза, и голос его сделался очень тонким. — В гвардейском кодексе сказано: «Проявлять смелость и находчивость с учетом боевой обстановки, заслоняя от вражеской угрозы своих товарищей»… Ведь сказано же, барон? — Максим просительно глянул на знатока всех кодексов, который стоял рядом.

Реад отозвался уклончиво:

— Тем не менее, суб-корнет, вы обязаны учитывать свою особую роль. В чем смысл нашей экспедиции, если случится… непоправимое?

— И потому неуемную храбрость вашу, коей вы, кажется, даже гордитесь, я считаю легкомыслием и непростительным мальчишеством, — заключил полковник.

Глаза виноватого суб-корнета намокли заметнее. Тем, кто стоял рядом, стало ясно, что дело может кончиться недостойным гвардейского офицера образом. Полковник тихо крякнул, плотнее прижался к стволу карабина впалой щекой и усом.

— Нет, в самом деле… Будь ты моим сыном, я, честное слово, за такое дело взгрел бы тебя по известному месту…

Максим ощутил послабление строгости. И обрадованно вспомнил:

— Филипп уже взгрел… — Сморщил нос, посопел и дурашливо шевельнул поясницей.

— И правильно сделал, — заметил сторонник суровой субординации Реад. — Впрочем, строго по уставу, вы вправе, субкорнет, подать рапорт о нанесении вам со стороны капрала Дзыги оскорбления действием.

— Ага, только шляпу зашнурую… — буркнул Максим. (Это была неведомая офицерам, но привычная среди школьников поговорка.) И опять уперся взглядом в носки сапог. — А где мне отсиживать арест? В седле, что ли? Я в нем и так… всё отсидел.

Среди стоявших в отдалении послышались смешки — отзыв на прорвавшуюся мальчишкину дерзость.

— Отсидите где положено, когда достигнем цели похода, — насупленно сообщил полковник. — Ежели до той поры примерной дисциплиною не заслужите отмены взыскания.

Максим стукнул друг о друга сбитыми каблуками.

— Слушаю, господин полковник.

— Вот то-то… И советую не забывать о своей вине.

Смелая нотка прорвалась у Максима опять. Ведь как-никак, а все-таки именно он разрубил канат и пресек вражескую вылазку. С ресниц слетела капля, голос Максима стал сиплым и упрямым:

— Если я столь виноват, господин полковник, вы имеете право разжаловать меня.

Полковник мигнул. Выговорил с почти настоящим сожалением:

— Увы, такого права у меня нет. Разжалуют за недостойные поступки и за трусость. А за храбрость, даже столь безоглядную, в соответствии с гвардейским кодексом, полагается награда… Корнет, не сочтите за труд, достаньте из вьючной сумы мой портфель. У меня что-то… поясница. Явно окажусь на пенсии, не дождавшись генеральского чина.

Корнет Гарский сунул Максиму в руки его саблю и револьвер, убежал к лошадям и скоро принес требуемое. Этот потрепанный желтый портфель, подходящий для бедного адвоката или школьного учителя, но никак не для боевого офицера, полковник всюду возил с собой. Такова была его странная привязанность к старой вещи, порой вызывавшая добродушные подшучивания.

Полковник сердито куснул ус, покопался в недрах портфеля, достал белую медаль на черно-зеленом муаровом бантике. Встал, морщась от боли в пояснице.

— По праву, данному Великим герцогом всем командирам гвардейских полков, вручаю вам, суб-корнет Шмель, медаль «За воинское отличие». — И пришпилил бантик с булавкой к пыльному сукну на груди Максима. — Однако же помните сказанное мною прежде…

— Слушаю, господин полковник. Благодарю, господин полковник. — И не удержался: улыбка расползлась по курносому лицу, округлила исцарапанные пыльные щеки, где одна предательская капля все же оставила тонкую дорожку…

5