Лужайки, где пляшут скворечники

Я кивнул. И все смотрел на снимок. Ивка сказал:

— Я сегодня в школу не пошел, голова заболела.

Я сел к столу. Покатал по его краю несчастный паровозик. Он заискрил.

— Вот, Соне привез. Не думал ведь…

Ивка чуть улыбнулся:

— Она обрадуется. Она теперь поменьше нас горюет. Ребенок все-таки.

Я чуть не завыл. Ивка с такой взрослой горечью сказал это «ребенок». Боже мой, а сам-то…

— А я тут уборкой занялся. Чего просто так сидеть…

— Давай помогу!

— Давай, — тихо отозвался он.

Мы пропылесосили половики, перемыли посуду, вытерли везде пыль. Говорили мало. Но все же Ивка рассказал, что на похоронах были военные, и какой-то офицер говорил речь, и солдаты три раза выстрелили в воздух из автоматов…

Потом я глянул на часы и понял, что успеваю лишь на третий урок. Или на четвертый.

— Ивка… Говорят, что никакая душа не умирает. В какой-то космической точке они все равно когда-нибудь слетятся вместе. Кто любил друг друга.

Он сказал серьезно:

— Хорошо бы.

А потом:

— Тебе, наверно, попадет за то, что опоздал.

— Не все ли равно?..

Только я вошел и двинулся к раздевалке, как навстречу (конечно же!) Клавдия Борисовна.

— Иволгин! Значит, ты лишь сейчас осчастливил школу своим появлением?

Я сжал зубы.

— Ты можешь, конечно, молчать. Это лучше, чем сочинять фантастические причины. А может быть, скажешь правду?

Я не стал молчать.

— Скажу правду. Я хотел поздравить с днем рождения одну первоклассницу, знакомую. Пришел и узнал, что у нее убили брата. В… горящей точке. Не мог я уйти сразу…

Мы посмотрели друг другу в глаза.

— Саша… что же это делается в мире, а?

«В озверелом мире…»

— Ты вот что… шел бы ты домой. Я вижу: все равно тебе не до уроков.

— А можно?

— Иди, Саша, иди…

ЗЕРКАЛО

Бабушка долго плакала у себя в комнате. Потом сказала, что завтра поедет к Стоковым.

— Конечно, мы не такие уж близкие знакомые, но все же я жила у них несколько дней. После пожара. Зоя Петровна замечательная женщина… Господи, каково ей сейчас…

Я молчал.

— А потом надо побывать на кладбище, положить цветы… Пойдешь со мной?

Я не хотел на кладбище. Я боялся всего, что связано с похоронными делами. И мысли о бессмертии души здесь не помогали… Ну да, я трус! Растоптать меня за это?

Я пошел на кухню, включил телевизор. Передавали «Новости». Все как всегда. Федеральные войска подвергались обстрелам двадцать три раза. Трое убитых, пятеро раненых. У какого-то здания взорвали очередное зарядное устройство… Упал еще один вертолет «МИ-8»… «Неизвестные» самолеты обстреляли мирное село, командование заявляет, что ему ничего про это не ведомо… Вырезали русскую семью. Вырезали чеченскую семью. Опять же — неизвестные… Террорист с двумя гранатами ворвался в детский сад, шесть детей ранено, трое погибли… «Такие же, как Николка Стебельков? У них волосы тоже пахли сухой травой?»

— Завершает наш выпуск спортивная информация…

Завершается выпуск, завершается день. Взрослые дяди провели его лихо, поразвлекались как умели. Тети тоже. Сенсация дня: молодая женщина, чтобы отомстить подвыпившему мужу, утопила в пруду трех своих детей. Старшему было три года. Врачи говорят: совершенно нормальная… Конечно, нормальная! Все нормальные…

А что на другом канале? Хрюша!

— Спокойной ночи, девочки и мальчики!

Баю-бай, должны все дети
Крепко спать.
Баю-баю. завтра будет
День опять…

Будет, будет. Сколько еще девочек и мальчиков постреляют, утопят и взорвут? И старших братьев. Баю-бай…

— Алик! В холодильнике банка с молоком. Ты, наверно, голодный…

«Пейте, дети, молоко — будете здоровы… Ешьте шоколад «Милки Вэй»! В нем столько коровьего молока, что он, того и гляди, замычит!»

Помычим, девочки и мальчики? М-му-у…

Ешьте, дети, карамель «Чупа-чупс» и никого не бойтесь. Дяди и тети — они же нормальные. Только немножко озверелые…

Озверелые люди.

Озверелый мир…

Оз… м-м…

Есть книжная страна Оз, волшебная. Была в ней волшебница Озма. Но это совсем другое, не здешнее.

А есть страна 03М, не волшебная, настоящая.

«Озм-м-м»… Я нашел это слово! Это название!

И я замычал. Про себя… Или не про себя?

Бабушка появилась в дверях кухни.

— Алик, что с тобой?

— Ничего. Я в ванну… Не мылся неделю…

В ванной можно прореветься. Без свидетелей.

Я пустил из душа теплую воду. Скорчившись, забрался под тугие струи. Всхлипнул. Но вода молниеносно смыла слезы. Я добавил горячей воды — так, чтобы только-только терпеть. Помычал еще немного. И… меня отпустило.

Словно смыло с меня тяжесть и горечь.

Я подумал: ну, а что нового-то случилось? То же, что и раньше.

Жаль Митю. Но… я же почти не знал его. Правда, он один раз заступился за меня перед Лыкунчиком. Но он так же заступился бы и за любого другого… Все дело в том, что я увидел, как мучается Ивка. Но все же Митя — именно Ивкин брат, а не мой. Такие «не мои братья» гибнут каждый день, и до сих пор я не мычал, как от зубной боли.

«Или снова все дело в том, что ты трус? Боишься, что когда-нибудь это коснется и тебя?»

«Да нет же!»

«Не выкручивайся…»