Лузиады. Сонеты

Я выше тех, кто не познал беду:

Ничто не возвышает так, как горе.

Другие за сокровища и честь

Пусть бьются против ветра и огня,

Перевернув вверх дном моря и сушу.

Я нищ и слаб, но счастлив тем, что есть,

А есть одно богатство у меня —

Ваш образ, согревающий мне душу.

* * *

Твоих сетей, Амур, я опасаюсь,

Но луком ты клянешься позлащенным,

Что счастье дашь душе моей влюбленной,

И я тебе невольно доверяюсь.

И за тобою, как впотьмах, скитаюсь,

На грудь твою, любовью ослепленный,

Я руку возлагаю обреченно

И сам в твою ловушку устремляюсь.

Стал твой обман для сердца утешеньем,

И боле я любовь не проклинаю,

А возношу тебе благодаренье.

Тебе я сердце робкое вручаю.

Спеши, слепящий лучник, в нетерпенье

Я грудь свою под стрелы подставляю.

* * *

Амур, никак тебя я не пойму:

Ведь прежде, чем войти в твои чертоги,

Я долго шел по гибельной дороге,

Проклятья множа твоему ярму.

Я опыту вверялся и уму,

Считал, что знаю, сколь уловки многи

Коварные твои, — и вот, в итоге,

Служу теперь тебе лишь одному.

Тебе мое приютом сердце было,

Где ты незримо коротал года,

До времени твоя дремала сила —

И для меня открылся ты, когда

С особою тоскою наступило

Чередованье скорби и стыда.

* * *

Я понимал, сеньора, несомненно,

Что с каждым днем дорога к Вам длинней,

Что я себя теряю тем верней,

Чем медленнее гоните из плена.

Теряю все, что для меня бесценно:

Вы на другого смотрите нежней.

Хранил я в тайне дар любви моей,

Зато измена Ваша откровенна.

Я все Вам отдал — душу, сердце, ум.

Не знал я, что любовь моя — лишь бремя,

А сердце Ваше пылкое — гранит.

Теперь брожу во мраке горьких дум…

Вы вспомните меня — настанет время,

И Вас стрелой раскаянье пронзит!

* * *

Наяду — ту, чей образ сердцу люб, —

Я дремлющей застал в объятьях фавна;

Он сладостную дань взымал исправно,

На горе мне, с ее прекрасных губ;

И я спросил Венеру: почему б

Не запретить красотке своенравной

Беспутствовать столь дерзостно и явно,

Да с тем еще, кто так блудлив и груб.

Неужто впрямь забыта добродетель,

А стыд исчез, неужто, о богиня,

Так легок и изменчив норов твой,

Что нимф прелестных — я тому свидетель —

Во власть уродам отдают отныне

И нет любви, есть случай лишь слепой?

* * *

Я за обман вас строго не сужу,

Хотя о нем давно имею вести,

И не прошу вознаградить по чести

Ту преданность, с которой вам служу.

Но больно мне, когда воображу,

Кто на моем обосновался месте —

Выходит, стал я жертвой вашей мести,

Виновны вы, а я ответ держу.

Хотя, сеньора, справедливо, чтобы

Обидчик был обиженным наказан,

Когда к тому весомый повод есть,

Но все же я, решив в порыве злобы,

Что за коварство ваше мстить обязан,

Столь низкую бы не назначил месть.

* * *

Ваш ясный, нежный, Ваш прекрасный взор

Недаром восхищает все живое,

И пред его сияньем остальное —

Ненужный, мелкий и ничтожный вздор.

А если яд любви до этих пор

Вас не смущал в девическом покое,

То знайте: крепнет пламя роковое,

Когда стремятся угасить костер.

Не думайте, что в искренне любимой

Нам недостаток будет неприятен,

Что наше чувство он убить готов.

Нет, мы во всем к возлюбленной терпимы,

Влюбленным сердцем мы не видим пятен.

Любовь лишь крепнет пред лицом врагов.

* * *

Любовь, меня питающая ядом,

Продли мне жизнь, чтоб я увидеть смог,

Как две звезды, чей свет мне сердце сжег,

Взирают на меня померкшим взглядом,

Как годы, проносясь над вешним садом,

Иссушат свежий розовый цветок,

Как в пышных косах золотой поток

Серебряным прольется водопадом.

Всему перемениться суждено,

И чувства переменятся, сеньора,

Но запоздавшая любовь смешна.

Рыдайте — Вас отвергнут все равно;

Так месть моя свершится — пусть не скоро,

Но все-таки настигнет Вас она.

* * *

Помыслить мог ли я, любовь моя,

Что к своему злосчастию в придачу

Я так необратимо Вас утрачу.

Увы, сеньора, Вам я не судья!

И я познал всю горечь бытия.

К своей удаче брел я наудачу,

Все потеряв, теперь в печали плачу.

О, если б он был предан Вам, как я!

Но Вы в своем надменном безучастье

Не замечали скрытого огня

Моей немой, неутоленной страсти.

А я без Вас не мог прожить и дня.

Так знайте, я — в оковах Вашей власти,

И даже смерть не вызволит меня.

* * *

Влюбленный в нимфу, сколько слез и мук741

Принес Кефал отвергнутой Авроре,

Что лучшие ему дарила зори,

Бросая розы алые вокруг!

Спешит к Прокриде любящий супруг

И в дом родимый прибывает вскоре,

Но честь своей жены, себе на горе,

Он подвергает испытанью вдруг:

Вмиг изменив обличье и одежды,

Ей льстит и лжет, дает подарки в руки —

Прельщенная Прокрида молвит «да».

Так, убивая сам свои надежды,

Пускается на хитрости и трюки

Ревнивец, не довольный никогда.

* * *

Прокрида, уличенная в испуге

Укрылась от Кефала в дебри гор,

Хоть гнал ее, возможно не позор,

А лишь лукавство ветреной супруги.

Но муж, в любовном мучаясь недуге,

Утратил разум, и забыв с тех пор

Обиду, породившую раздор,

Отправился на поиски подруги.

Нашел ее, припал к ее стопам

И стал молить о снисхожденье, словно

Она чиста, а изменял он сам.

Так, пораженный слепотой любовной,

Безвинный муж, заглаживая срам,

Прощенья просит у жены виновной.

* * *

Как лебедь умирающий поет

На зыбкой глади озера лесного,

Когда впервые, скорбно и сурово,

На жизнь глядит уже с иных высот, —