ЛВ 3 (СИ)

И чародейка делает ровно все то, что уже делал — на колено припадает, ладонями воду зачерпывает, пьет жадно и… падает замертво.

Только вот досада-то — чародей слегка так бессмертный. И минуты не прошло, как поднялся, огляделся и все началось заново.

— Где я? Что я? Как я? Зачем я в пещере сижу? А, тут же Агнехран должен быть! Агнехран! Агнехран, куда делся-то? Агнехран, иди сюда, маг проклятый… О, водичка!

Бабах.

— Вот и источник мертвой воды нашелся, — задумчиво сказал леший.

— Видать где-то рядом, пещера-то, — сделала вывод я.

— Может в скале, у обрыва, там где ранее стоял чародейский замок, — предположил Водя.

А затем, поразмыслив, добавил:

— Если мертвая вода проявится где-то, я по ней сумею пещеру определить.

— Хорошо было бы, — вздохнула я.

Данир в пещере ожил в очередной раз и снова жалобно позвал «Агнехрааааан».

Лучше б сдох навечно!

***

От Заводи я ушла злая. Уж такая злая, что ни в сказке сказать, ни в эпической балладе передать.

Остаток ночи провела в Сосновом бору, и не то чтобы силы восстанавливала, скорее успокоиться хотела.

Соврала я Агнехрану, от того что было между нами ребенок у меня не родится никогда, утратила я способность к рождению, утратила когда Кевина спасти пыталась, да не вышло. И сидела я сейчас, осознавая свое бессилие — мужчину ребенком удержать пыталась, глупо ведь это, совсем глупо. И неправильно. И подло. И еще много чего, да только в тот момент я на все готова был, лишь бы остановить его, заставить забыть о смерти во имя чужого блага, вот и использовала все рычаги воздействия. И ведь понимаю я Агнехрана, если бы ему смерть угрожала, я бы тоже своей жизни ради него не пожалела бы… Но о себе говорить и принимать решения просто, а как о его жизни речь зашла, так хоть вой.

Я и завыла. Тихонечко. Так чтобы никто не услышал.

На хвою легла, свернулась калачиком, колени к груди подтянула, и лежу, слезы глотая.

Так и заснула, с глазами мокрыми, с душой раненной.

***

Проснулась от того, что кто-то ласково прядь волос с лица отвел, губ коснулся, щеку погладил.

Глаза открыла, а там Агнехран. Сидит передо мной, на губах улыбка, в глазах нежности столько, что в моей душе мгновенно цветы зацвели.

— Дверь починил, баню отстроил заново, шкаф привез новый, Тихон уже все вещи в него твои складывает. Еще мармелад привез твой любимый, пошли завтракать, — сказал маг.

Почувствовала, как глаза слезами наполняются.

— Ты пришел… — прошептала, словам своим не веря.

— Пришел, — кивнул маг.

— И останешься? — голос мой дрогнул.

— Останусь, — заверил он.

Слезы с ресниц соскользнули, по щекам катятся, а утро вокруг становится все ярче, все светлее, все радостнее.

— Только предупредить должен, — серьезно сказал охранябушка, — жизнь у нас с тобой предстоит трудная. У меня характер плохой. Работа сложная. Врагов не перечесть.

— Прямо как у меня, — улыбнулась невольно.

Улыбнулся в ответ, и продолжил:

— Иногда злой буду, особенно если не получается что-то. Иногда ночью срываться придется. Иногда не смогу дома ночевать. Порой буду приходить раненный.

Тоже мне, напугал.

— Ничего, у меня тут источник с живой водой появился, — ответила с улыбкою.

И сердце замирает от радости, когда вновь улыбнулся мне мой маг.

— Я люблю тебя, — слова тихие, а прозвучали для меня громче всех поющих в это утро птиц.

— Обними меня, — попросила, к нему потянувшись.

Обнял, к себе прижал, да крепко так, что услышала как бьется сердце его. Сильно, мощно, взволнованно. А вот мое замирало от счастья, от такого удивительного, невероятного счастья.

— Можно, я тебя на руках понесу? – тихо спросил Агнехран. — Просто отпускать не хочется.

— Можно, — прошептала, за шею его обнимая.

Рассмеялся, подхватывая, да с земли поднимаясь. К себе прижал, и спросил вдруг:

— А можно, я тебя всю жизнь на руках носить буду?

— Можно, — выдохнула, готовая вообще на все сразу сказать ему «можно».

Эпилог

Она стояла напротив меня — страшная, жуткая, мертвая, с черными провалами глаз, с клюкой полусгнившей, в окружении с тремя лешаками припавшими к земле аки звери и толпой умертвий, готовых по единому ее взмаху ринуться на меня ревущей, рычащей, убийственной толпой.

Я стояла напротив нее одна одинешенька.

Ну разве что с платком в руке. Клюка и та была к дубу прислонена, потому как… тошнило меня. Уж не знаю, что я такого съела вчера в том ресторане при театре, куда меня Агнехран водил, но сегодня меня тошнило зверски.

— Одну секундочку, — извинилась я перед ведуньей лесной что пришла битву боевать, а я тут животом, понимаешь ли маюсь.

И вдруг повторно скрутило меня так, что завтрак от меня сбежал вместе с ужином.

Умертвия меланхолично проследили за процессом.

Мертвая ведунья, даром что дышать уже неспособна, издала скорбный вздох.

С момента нашего эпического сражения меня стошнило уже в третий раз.

— Да что ж я съела-то! — возмутилась я же.

Ведунья развела руками, демонстрируя что она лично понятия не имеет об этом.

Выпрямившись, я тщательно вытерла лицо, и предположила:

— Может Тихон мне в пирожки поганок сунул?

Ведунья отрицательно покачала головой, и указала на небо.