ЛВ 3 (СИ)

И так он это спросил — сердце мое замерло от нежности… да только к той нежности и страх присоединился. Вот от страху сорвалась я, психанула, да и высказалась:

— А мне почем знать? Меня только вот сейчас тошнить начало. И кого в этом винить я еще не ведаю – то ли ужин вчерашний, то ли пироги Тихона, то ли тебя, любимый.

— Да ребеночек это! – тоже психанула ведунья мертвая. — У меня опыт, я точно знаю. Ох, Лесная Силушка, что б ее. Опять идти, опять закапываться, опять ждать…

Но она повернулась, и безропотно потопала закапываться, и лешаки уже было потянулись за ней.

— Только ты это, — она уходила уже, а тут обернулась, на меня посмотрела, — как народится-то, хоть пришли весточку к тому дубу, что на границе восточной самый старый такой. Сообщи кто там, мальчик али девочка, интересно же.

— Хорошо, сообщу, — сказала растерянно.

И вот стоим мы — я в шоке, Агнехран в шоке, Ярина в танце торжествующем, да так отплясывает, что земля дрожит, а ведунья, лешаки и умертвия понуро уходят закапываться к старому дубу. Даже жалко их как-то стало очень. Зато теперь я знаю откуда умертвия в последнее время берутся – они закопанные просто, видать чародеи кладок понаделали в земле, вот нам и весело постоянно.

— Что там с эфой? — спросила тихо.

— Сжег. Это было не сложно, учитывая что она так и оставалась перекати-полем. — Агнехран мрачно в спины уходящим смотрел. — Мои воины четырех последних участвовавших в заговоре эф добивают общими силами, эфы что верны своему народу им помогают. Как выяснилось, чародеи в наши земли за десять лет до моего рождения проникли, ну да больше не проникнут, мы закрываем пустоши от любых чужаков.

Помолчал и добавил:

— Кроме тебя.

И резко повернувшись, в мои глаза посмотрел и сообщил:

— Я объявил тебя своей женой. И среди соплеменников в Черной и не только пустошах, и в столице. Так что за пределами твоего леса, ты леди Валкирин Весенея Аристан.

— Хм, — непривычно звучало. — И давно объявил?

— В столице давно, еще полгода назад. Своим племенам — сегодня, после победы, — кратко ответил Агнехран.

Помолчав, тихо спросила:

— А зачем?

Он улыбнулся.

Подошел, обнял, с нежностью, осторожно очень, к себе прижал, и произнес:

— Потому что для меня это важно. И потому что теперь никто не рискнет приблизиться к твоим лесу и яру, зная что в этом случае будет иметь дело со мной.

Помолчал и совсем тихо спросил:

— Весь, ребенок… Это может быть правдой?

— Понятия не имею, — обнимая его, страшного черного аспида, беззаботно ответила я.

Потому что действительно понятия не имела, да и поверить в это было сложно.

А вокруг пели птицы, Ярина танцевала танец радости и чуть ли не скандировала «Девочка», а я с тоской думала о том, что Леся теперь из вредности будет делать все то же самое, только скандировать «Мальчик».

Постэпилог

— Ну что, готова? – Агнехран подошел, и со спины обнял меня, стоящую у алхимического круга.

Я кивнула, проводя руками по животу, от которого уже ничего не осталось.

Позади остались дни наполненные болью и мукой рождения в мир, дни в которые я приходила в себя, и счастливые глаза моего любимого, который не отходил от меня практически ни на минуту. На родах в столице настоял он и оказался прав — родить сама я в подобных обстоятельствах не сумела бы. Предусмотрительный мой.

— Идем?

Я кивнула. Агнехран подхватил люльку, и взял меня за руку.

В мой Заповедно-магический лес мы шагнули вместе.

И едва появились на полянке уже вовсе не перед избушкой, а перед целым домом, где стояли столы полные угощений, и стояли все в ожидании. И вампиры, и волкодлаки, и бадзулы, и моровики, и ведьмы, и русалки, и даже Водя, появившися впервые с того дня, как мы с Агнехраном решили жить вместе. Кикиморы, бросившие накрывать столы, тоже помчались к нам. А Леся и Ярина стояли, зажмурившись. Одна цвела голубыми цветами, вторая розовыми — еще они для ребятенка вещей навязали-нашили столько, сколько за всю жизнь не переносить. Вампиры с волкодлаками тоже в стороне не остались – Гыркула и его сородичи были в голубом, надеясь на мальчика, волкодлаки, как это ни забавно, учитывая их волосатую наружность, в розовом — они болели за девочку. Кот Ученый ставил на мальчика, Мудрый ворон на девочку — он в клюве розовый цветок держал. В общем уровень азарта зашкаливал.

И только мой верный леший болел за меня.

Он подошел, обнял, и мысленно спросил:

«Как ты?»

«Тяжело было, больно очень. Три дня больно, и не проходило никак, только нарастало. И страшно было, очень».

«Маленькая моя, — искренне пожалел лешенька».

«А потом родила, — продолжила улыбнувшись, — и счастье такое, и радость, и в душе столько света, столько тепла, столько любви. Лешенька, я и ведать неведала, что столько любви в сердце может быть».

«Я рад очень, за тебя рад», — сказал леший.

И отпустил.

Улыбнулась я ему, а Агнехран, несмотря на их вражду, которую они пусть и скрывали от меня, но от меня ж не скроешь, передал ему люльку. Подхватил леший дар бесценный, отдеяльце откинул, остолбенел. На меня посмотрел ошарашено, не веря еще, не в силах поверить. И ох как я его понимаю, сама в таком же шоке была.