Львенок

— Ах, это вы! — сурово проговорил шеф, снимая взглядом с прыщавой писательницы ее несвежий свитерок. — Вашу книжку мы отвергли.

Цибулова тут же задрожала снова. Расплачься, Цибуличка, ну пожалуйста, просил я про себя. Пожалуйста, расплачься! Нарочно! Назло!

Но она не расплакалась.

— Слабо, товарищ! — неприязненным тоном продолжал шеф. — Вам следует побольше читать хороших чешских авторов. Старого, Жлуву, Матоуша…

— Мгм, — по-идиотски промычала Цибулова.

— Да и немного теории бы вам не помешало. Вы знакомы, например, с «Теорией отражения в чешской социалистической прозе» товарища Брата? Обязательно почитайте. Вы пока не владеете ремеслом.

У Цибуловой брызнули-таки слезы. Шеф заметил их и смягчился.

— Но вообще-то талант у вас есть. Это бесспорно. Вы умеете наблюдать людей, вот только вам не следовало бы выбирать для своих героев такую необычную среду обитания. Ближе к жизни, товарищ! Если напишете что-нибудь еще, приходите. Всегда с удовольствием прочитаю.

Он протянул ей руку, озарил своей ослепительно-желтой улыбкой и скрылся за углом. Для него проблема была решена. Он опять мог заниматься переизданием классиков и спать спокойно. А Цибулова могла по вечерам сочинять свои натуралистические истории об аморальных продавщицах и прочих отщепенцах. Каждому свое. Jedem as Seine.

Ее так трясло, что я испугался, как бы она чего не выкинула. Прыщавое лицо побагровело, серые глаза, как говорится, метали молнии.

— Засранец сраный! — прочувствованно сказала Блюменфельдова. — Нет, ты слышал?! Ремеслом она не владеет! Можно подумать, шедевры так косяком и прут! Отбиваться от них не успевает!

Цибулова повернулась к ней.

— Даша, скажи: ты правда думаешь, что это хорошая повесть?

— Псих ты, — сообщила ей Блюменфельдова. — Я не думаю, я знаю! И они тоже это знают. Причем лучше, чем ты!

— Так зачем же он так говорит?! — взорвалась Цибулова. — Почему он не говорит правду?! Да я ему глаза выцарапаю! Ишь, плешивец облезлый!

Она сорвалась с места и, похоже, готова была ринуться за угол, чтобы исполнить свою угрозу. Нам пришлось схватить ее за руки и силком усадить обратно. В ее глазах полыхало пламя, по которому я определил наличие у нее маниакальной формы графомании агрессивно-депрессивного типа и почти пожалел, что шеф не поговорил с ней подольше. Неплохо было бы посмотреть, как кто-то наконец реализует угрозы, выкрикнутые уже немалым количеством авторов и непосредственно относящиеся к шефовой физиономии.

Но у него всегда был нюх, так что за углом он скрылся как раз вовремя. Короче, мы проявили себя лояльными сотрудниками и крепко прижали Цибулову к стулу. Даша монотонно нашептывала ей на ухо непечатные слова, и они действовали на девушку, как снотворное. Когда мы напоили ее ликером, вытерли ей нос и утешили, я кое-что придумал и увенчал утешение предложением дружбы:

— Наплюйте на этого нахала и отправляйтесь-ка с нами в субботу потанцевать в Живогошть. Наша редакция устраивает там вечеринку, и мы приглашаем на нее своих авторов.

Приступ уже закончился.

— Но меня же не издадут, — печально буркнула Цибулова.

— Да ведь редсовет поручил нам заботиться о товарище Цибуловой! Даша, ты как считаешь?

Блюменфельдова посмотрела на меня с благодарностью.

— Как ты!

— Тогда я вас приглашаю!

— Факт?

Она подняла на меня свои серые глаза, до такой степени наученные жизнью, что в них всегда плескалось недоверие. Мне бы и в голову не пришло отыскивать там мир, описанный в «Между нами, девочками». И за этими ее словечками и вопросиками тоже ничего такого не скрывалось. Во всяком случае ничего, ради чего следовало бы посылать за границу телеграммы, собирать на заседания высокооплачиваемых мужчин и женщин, писать заумные отзывы, полные иностранных слов, и даже тревожить самого академика Брата и едва ли не предлагать прочитать эту рукопись хорошо информированному товарищу Кралу.

Я улыбнулся и ответил:

— Факт!

— Здорово ты придумал! — сказала Даша. — Мы там все налижемся, и он тоже, и тогда мы надаем ему по морде так, что она у него раздуется, как арбуз!

А потом случилось еще вот что: когда мы уже удалялись от кафе «Мокка», я случайно обернулся и увидел, как из троллейбуса прямо перед кафе выскакивает какая-то девушка, издали страшно похожая на барышню Серебряную. Но я был в обществе двух девушек, по одной с каждой стороны, и вернуться не мог.

В кафе сидел мой шеф. Если это действительно была Серебряная, то что она, собственно, там потеряла? Вашека же там не было.

Хотя я не знал, кто сидел за углом, притаившись за статуей Венеры.

Кроме того, мне казалось, что у меня начинаются галлюцинации.

Глава пятнадцатая Живогошть