Она невозмутимо продолжила:
— Согласно придуманной тобой легенде, жмурь распространилась благодаря неудержимой тяге людей увидеть свои фантазии воплощенными в жизнь. Человек, каким бы ничтожным он ни был, желает быть творцом — и в этом, по-твоему, главная наша беда, это самое уязвимое наше место. А теперь перевернем твою мысль, как песочные часы. Даже если жмурь была изобретена конкретным человеком, а не возникла из ничего, даже если ее широкому распространению поспособствовали банды менял, все равно изначально был кто-то, кто захотел, чтобы эта штука появилась и широко распространилась. Сначала было чье-то желание, а только потом началось движение, представляющее собой цепочку случайных событий. По такому закону все в мире и движется, к твоему сведению. Кем нужно быть, чтобы любое твое желание исполнялось?
— Супругой председателя земельного Совета? — подсказал я.
— Творцом, — возразила она. — Вот мы и вернулись к началу.
Смеяться? Плакать? Я вовсе не был уверен, что мне врут; абсурд крепчал — единственно в этом я был уверен. Поэтому спросил напрямик:
— Кто откопал сокровище на астероиде?
— И первую, и вторую Букву нашел тот, кого ты знаешь гораздо лучше меня. Доставил находку на Землю другой человек.
— Что значит — и первую, и вторую?! — возмутился я. — Разве один из артефактов уже не был на Земле?
— Оба были на астероиде, — сказала Рэй.
— Тогда как здесь оказался «Новый Теотиуакан» с его плазменными сгущателями?
— «Новый Теотиуакан», насколько мне известно, это парочка сумасшедших, вовлекших в свое безумие несколько наемников. Несчастные люди. Все они перепутали свою и чужую реальность.
Я подумал и спросил:
— На каком из астероидов?
— Тебе название? — усмехнулась она. — Элементы орбиты и регистрационный номер? Лететь туда собрался?
— Это мысль, — сказал я.
— Третьей Буквы, из-за которой весь сыр-бор, там нет. Если б было так просто.
— Ах, вот в чем дело. Буква под номером три.
— Да, все дело в ней.
— Твой Покойник, надеюсь, знает, где искать третью?
— Никогда не спрашивала.
— А при чем здесь жмурь?
— Совершенно ни при чем. — Рэй ускорила шаг. — Вот, кстати, и холм, добро пожаловать.
— Это — холм? — сказал я, потрясенный.
Мы пришли. Обогнув административный корпус, мы оказались на просторной, яркой лужайке, к которой стекались аллеи и дорожки парка. Прямо за деревьями прятался кампус (ряды двухэтажных домиков), по левую руку располагались учебные и лабораторные корпуса, доходившие до самых Райских Кущ (это тоже всего лишь парк — центральный городской), а справа, метрах в двухстах, громоздились руины древнего Замка Колдуна, поставленного еще Конрадом де Молина.
Холм был в центре. Во всяком случае, ничего другого, похожего на холм, поблизости не наблюдалось. Словно кучу мусора сволокли на лужайке — огромную кучу мусора высотой в половину мачты, на которой каждое утро поднимали флаг Академии, — а потом залили ее стеклом, чтобы была она праздничной и гигиеничной, чтобы сверкала на солнце и радовала глаз паломника. Люди лазили по склонам этой пирамиды, сидели у подножия, лежали на траве, бесцельно слонялись вокруг; паломников было много.
— Погуляй тут, — распорядилась Рэй. — Никуда не уходи.
— А ты? — спросил я.
— Надо предупредить Милу, иначе тебя не пустят.
— Куда не пустят?
— В музей.
В какой музей? Время вопросов закончилось: ведьма исчезла, как туман поутру. Тогда я приблизился к странному сооружению, чтобы рассмотреть его в подробностях. Стеклянная масса уходила вверх ступеньками-ярусами, а внутри, в прозрачных толщах, были похоронены вещи. Ковры, свернутые в трубку. Подушечки с рюшами и воланами. Репродукции в массивных багетах, модные когда-то семирожковые люстры, и еще хрусталь, смесители, тоноры, видеоприемники, и еще теннисные ракетки, галстуки, трости… Специфический подбор вещей. Надо полагать, это и вправду был мусор. Хлам особого рода, который загромождает не столько дом, сколько сердце.
Вершину холма венчал большой фикус в кадке.