Львиная охота

Сброшенная ею кожа была аккуратно разложена на заднем сиденье; я старался не оглядываться, потому что зрелище было не из приятных. Словно труп мы везли — сморщенную, остывшую, высосанную человеческую оболочку, бывшую совсем недавно симпатичной фрау Балинской. Этот жутковатый маскировочный комплект так и назывался — «оболочка». А труп старушки с седыми кудрями (незабвенная «мама»), очевидно, прятался в багажнике. Фильм ужасов. Уникальные были комплекты, если даже Эдгар с его спецами не распознали обман. И за волосы, помнится, ее дергали, и за голый бюст хватали. Принцессе оставалось только подправлять цвет глаз, навешивать на себя бусы и браслеты, чтобы полимерные стыки в глаза не бросались — и хоть в постель к Иванушке-дурачку, то бишь ко мне. «Оболочки», вероятно, были незнакомы Службе Контроля. Откуда такое техническое могущество у беглого агента? Добавим в список аппаратуру контр-слежения, «зонтики», фотохромное программирование (я вспомнил записку, привязанную к рукоятке моего чемодана)… Да и сама девочка была не промах! Начиная с нашей второй встречи на пляже, она не переставала меня удивлять, ибо это прелестное дитя все умело. Незаурядное актерское мастерство, умение изменять голос и прикус. Плюс ко всему — владение боевой суггестией… Я потрогал руку, которую вчера проткнули спицей: ранки, само собой, оставались на месте, однако боли так и не было. Не было мне больно, и все тут. Чему только их не учат в нынешних разведшколах!

До Академии домчались за несколько минут, здесь было недалеко. Рэй одним движением поставила машину на стоянку, втиснувшись между фургоном и мотоциклом, и сказала:

— Приехали, вылезай.

— Давеча твой папа у меня на плече плакался, — сообщил я. — Это правда, что ты в четырнадцать лет была беременна?

— Была, — ответила она, нахмурившись.

— Инна просил передать, что твой сын сбежал из интерната.

— Я знаю.

— Может, ты сама это дело и организовала?

— Может.

Она сняла с крючка дамскую плетеную сумочку, и мы вылезли. Вернее, она вылезла, а я слегка задержался. Я вынул наконец из кармана бумажный комок и расправил его на колене. На чистом бланке бухгалтерской ведомости было наискось, печатными буквами написано: «ОНИ РЕШИЛИ ТЕБЯ УБИТЬ».

— Что там? — наклонилась Рэй к окошку.

— Любовная записка, — сказал я, снова комкая бумажку в кулаке. — Не обращай внимания, с поклонницами я сам разберусь.

— Отстреливаться надо, — проворчала она.

Любовная записка… Без использования гелиочувствительных чернил — единственное утешение. Просто и без затей. Сначала Жилова хотели похитить, а теперь планы изменились. Жилов потерял свое значение. Обидно за него, все-таки известный человек. Или это провокация? Чья воля направила исполнительного лейтенанта Шиллинга к дому РФ, чья рука испачкала бухгалтерский бланк?

На площади перед главными воротами было довольно много транспорта: автомобили, автобусы, мотоциклы, вертолеты, но особенно много велосипедов. Несмотря на ранний час, жизнь в Академии, как видно, кипела. Народ не спал. И в голове моей кипело. Оставим в покое неизвестного автора записки, зайдем с другого фланга: кто, собственно, решил покончить с писателем Жиловым? (Если, конечно, написанное — правда.) Кто они — эти страшные «они», так ли очевиден ответ на этот вопрос?

Я посмотрел сквозь стекло на Рэй, тщетно борясь с приступом паранойи. Моя царевна повесила плетеную сумочку себе на плечо; она терпеливо ждала меня, старика. Я выбрался на свежий воздух, наблюдая за ней, и она что-то почувствовала, ответила мне взглядом.

— Ты ведь у нас тоже в некотором роде Инна, — продолжил я светский разговор. — Псевдоним в честь папы? Или, наоборот, в пику папе?

— Пошли, — хмуро сказала она, включив сторожевую систему своего «фиата». И мы пошли.

— Кто кому пики ставит, — сказала Рэй, помолчав. — Он целую интригу провернул, когда отдавал Лорика в интернат. Знаешь, как теперь зовут мать моего сына? Согласно документам — Инна Ведовато. Дедушка записал себя вместо меня, чокнутый извращенец!

— Ну уж, извращенец, — неодобрительно сказал я ей. — А ты, стало быть, сделаешь так, что мамой Лорика станет пышнотелая Инна Балинская. Сочувствую вам всем. Лично мне кажется, что мама Рэйчел подходит больше.

Она вытащила из сумочки магнитную карту:

— Держи пропуск.

— Ого, — восхитился я, — тут пропускной режим?

— Так точно, — сказала она, — со вчерашнего дня. Тебя оформили, как командировочного.

— Командировочным я тоже сочувствую, — вздохнул я. — Скучно им здесь.

— Тебе смешно, — вдруг рассердилась Рэй, — а у меня отец — бешеный, тупой солдафон.

Я погладил ее по загривку, по вставшей дыбом шерсти.

— Он жестоко раскаивается, дитя мое. Зато ты, по-моему, просто кукушка. Подбросить птенца кому-нибудь в гнездо, чтобы спокойно порхать по лесу — это, конечно, не тупо…