Львиная охота

— Только не говори, начальник, что ты не успел побывать на холме, — разозлился я.

— А, ты о психе с ножом, — догадался он. — С ним что-то странное. Показаний дает много, болтает без умолку, но все — на птичьем языке.

— Вы использовали лучевой психоблокатор, — констатировал я.

— А что? — сказал он. — Психиатр дал санкцию. Ты и сам, помнится, говорил, что это совершенно безвредно.

— Ведомственная медицина только «за», — согласился я. — Чем больше идиотов на койках, тем выше профессиональная спесь… Психиатра вам прислали старшие братья, не так ли?

Мне было не столько обидно, сколько стыдно. Начальник полиции посмотрел на меня, сощурив один глаз: этот глаз, казалось, располагался по ту сторону амбразуры.

— Не надо было лупить его по башке, — сказал он. — К тому же — горшком. Лупил бы в любое другое место.

— Конечно, было бы справедливее и законнее расстрелять гада на месте, — сказал я зло. — Пли!

Очень зло я сказал. Мы долго смотрели друг на друга, и он все понял. Он снял фуражку и протер ее изнутри.

— Мы начали говорить по делу, но отвлеклись, — произнес Дрда, глядя вбок. — Уполномочен поставить вас в известность, товарищ Жилов, что принято решение о вашей депортации. Основание: преднамеренная ложь в анкете. Вы — нештатный агент, работающий по контракту. Действуете в интересах незаконного образования, называемого Верховным Советом Евразии.

— Вы тут что, отслеживаете все международные звонки? — восхитился я. — Впечатляет.

— Мы считаем обвинение доказанным, — ответил он. — Ваш работодатель известен — лично генеральный секретарь, товарищ Эммануэл.

— А ты на кого теперь работаешь, мичман? — спросил я его. — Неужели все на того же?

— Просто — работаю, — ответил он сухо. — Я всегда и всюду — просто работал, без местоимений и предлогов. Все, что я могу для вас сделать, это ограничиться только инцидентом в Академии, я имею в виду неожиданное завершение дела об убийстве сеньориты Вардас. Здесь, по-моему, все ясно, мы уже этапировали подследственного в Большую Европу, на психиатрическую экспертизу. Что касается других инцидентов с вашим непосредственным участием… Я придержу эти дела, пока вы не уедете. Обещаю. И это все, что я могу сделать.

Он выговаривал словечко «ВЫ», как будто специально готовился, репетировал. Непросто было человеку, пусть и продолжал он служить тайным структурам Управления внутренних расследований. Одно дело — на «вы» с врагом, с начальством, с предавшей женщиной, и другое дело — с боевым товарищем, который тебя любил. Как я мог забыть, что из Службы Контроля просто так не уходят, разве что в жмурики или в скандальные писатели!

— Ну что, пора в офис? — он по-хозяйски огляделся.

— А как же вечерняя месса, ваше высокоблагородие? — невинно справился я. — Разве не должно вам в это время сидеть в костеле?

— Насчет костела ТЫ правильно сообразил, — произнес он с непонятным выражением. — Вчера я специально сбежал из офиса, чтобы с ТОБОЙ, засранцем, не встретиться.

— Ты в самом деле веришь в Бога? Ты, бывавший в Космосе?

— Я не бывал в Космосе, — ответил он предельно серьезно. — Как и ты, не обольщайся. Космос и межпланетное пространство — совсем не одно и то же. И вдобавок, Макс… Přisel jsem abych ti pomohl…[27] — добавил он с горечью.

Арно мы заметили одновременно.

Мальчика сопровождали двое в зеленых галстуках. На лицах конвоиров стыло выражение смертельной скуки, и галстуки у них были узенькие, шнурочки: по всему видать — сержантский состав. Процессия появилась из аппендикса, где располагалась служба внутренней безопасности отеля, и направилась к грузовому лифту. Вероятно, в гараже их ждал транспорт. Я обрадовался, как, возможно, никогда еще не радовался — чувство облегчения не с чем было сравнить… ну разве с тем, которое я испытал в далеком детстве, когда в драке между Высшей школой звездоплавания и Всероссийской учебной кухней мне выбили первый в жизни больной зуб.

Арно тоже меня увидел, заулыбался, рванулся подойти. Его довольно грубо придержали. Рванулся и я, но меня придержал Вивьен:

— Тихо, тихо. Сами разберемся.

Арно принялся о чем-то просить, показывая на меня, что-то втолковывать, — ему внимали с тупым безразличием, — и тогда он двинул рукой…

Его кулак, описав крутую дугу, скользнул по первой челюсти, по второй, и оба конвоира вдруг упали. Двойной нокаут. Нового удара не понадобилось. Одним ударом — двоих! Я такого никогда еще не видел. Я стоял, завороженный, рефлекторно примеривая к себе это уникальное движение, прокручивая картинку в уме, а он уже бежал ко мне, загорелый и счастливый, с томиком Шпенглера под мышкой, сияя, как начищенный сапог, а трое полицейских, отпрыгнув от стойки бара, опасливо окружали беглеца. И оказалось, что в холле полно полицейских: кто-то кинулся к бесчувственным телам, кто-то терзал телефон, вызывая врача…

— Мне предлагали работу, — начал мальчик с главного. Понимал, умница, что у нас нет времени на пустяки.

— Какую? — спросил я.

— Чтобы я вас уговорить взять меня в Ленинград.

— А что тебе делать в Ленинграде?