Львиное логово (СИ)

Крупнейший торговец зерном, почтенный купец Набу-цабит-кате, не знал, что ему делать. Знающие люди, приближенные к самому Господину, предупредили, что беспорядки, которые прошли вчера в районе Кадингирра, могла вспыхнуть снова. Какая-то дикая, казалось бы, история, покатилась по городу, обрастая подробностями. Один высокопоставленный жрец по пьяному делу хулил богов, второй украл приношения из храма, они поссорились, и в результате первый из них был зарезан подосланными убийцами. Просто неслыханно! Разъяренная толпа разорвала виновного на куски, а стражники перебили два десятка оборванцев, что жгли его дом. Люди с мертвыми глазами, что пришли за ежемесячной мздой, шепнули, что делишки одного из крупнейших ростовщиков города всплыли наружу, и народ кипит. В Вавилоне финансовая деятельность была почти цивилизованной. Закабалять граждан запретили давным-давно, но хитроумные и жадные до безумия проходимцы, которые и давали деньги в рост, находили все новые и новые схемы. Долги оформлялись через кучу поручителей, или накладывалась почти современная ипотека на имущество, или же то самое имущество переходило в оперативное управление ростовщика, который старался не выпустить его из своих цепких рук, растягивая выплату долга на два-три поколения. Даже понятие капитала, которое получило название от латинского слова caput — «голова», в аккадском языке тоже обозначалось тем же словом. Но был один нюанс! Ростовщичество являлось делом презираемым, и маскировалось под более благовидную деятельность. И теперь кто-то, невероятно осведомленный, выплеснул в толпу целое ведро помоев, которые эту самую толпу возбудили до крайности. В соседних Сузах ростовщиков казнили, как разбойников, и это находило самый горячий отклик в сердцах горожан, особенно ремесленников и мелких купцов. А учитывая совершенно безумное денежное обращение величайшего города, где рассчитывались рубленым серебром различной пробы, Сузы были несбыточной мечтой всего торгового люда и образцом для подражания. Особенно бесили платежи работникам, которые производились зерном, пивом и шестью по весу, и купцы мечтали о мелкой монете.

Бедные районы бурлили, и если вспыхнет бунт, то первым, кто пострадают, будут, конечно же, торговцы зерном. Так всегда было. Толпа побежит громить и грабить их склады, понимая, что все съестное немедленно взлетит в цене.

— Господин, беда, — в комнату забежал доверенный приказчик. — Ростовщиков начали резать и долговые таблицы бить.

— Скачи к западным воротам и разворачивай караваны с зерном, — решился купец. — Потом втридорога продадим.

Почтенный Набу-цабит-кате не знал, что люди с рыбьими глазами шепнули то же самое и другим купцам, что торговали съестным.

Через неделю. Вавилон.

Царь великого города Ашшур-надин-шуми смотрел на колышущееся людское море у стен своего дворца и ничего не мог понять. Раззявленные рты черни издавали вопли, которые сливались в однообразный гул. Иногда прорывались единичные крики:

— Где хлеб? Чем нам кормить детей?

— Зерно втрое подорожало!

— Торговцев на кол!

Ассирийский кисир едва сдерживал беснующуюся толпу, но без команды никого не убивали и не калечили. Лучники стояли сзади, наложив стрелы на тетиву, но наконечники были благоразумно направлены вниз, как бы настраивая разговор на мирный лад. Царь не знал, что в толпе сновали юркие личности, что еще в своих нищих районах раздавали кувшины с пивом, разведенным странной жидкостью с резким запахом. Впрочем, от этого пиво становилось только лучше, юркие личности проверили это на себе. Первыми кувшины получили самые горластые, потом самые сильные, а потом все подряд. Вавилонское пиво нужно было пить через трубочку, потому что мешали куски ячменной гущи, и голодные люди пьянели буквально с нескольких глотков. Через час нетрезвая толпа, которой было море по колено, донесла свои волны до царского дворца, где начала требовать справедливости.