Львиное Сердце

С таким же успехом я мог умолять о пощаде Люцифера. Я отбивался, но, ослабев, мог лишь с трудом сдерживать его. От меня не ускользнула насмешка судьбы: мне предстояло умереть под стенами Шатору, будучи сраженным не французом, а одним из своих.

– К герцогу! – послышался голос. – Его выбили из седла.

Фиц-Алдельм прекратил атаку, и я увидел, что мимо скачет де Шовиньи. Это он поднял тревогу.

– Я помогу, сэр! – закричал я и споро добавил из-за Фиц-Алдельма рядом со мной: – Это я, Руфус, оруженосец герцога.

Де Шовиньи кивнул, но ничем не показал, видел он, как враг нападал на меня, или нет. С кличем «К герцогу!» он поскакал дальше.

Лишенному добычи Фиц-Алдельму оставалось только последовать за нами, галопом скакавшими к Ричарду.

Тот сражался один против пары верховых рыцарей. Убив одного и обратив в бегство второго, мы отдали коня первого противника герцогу – его вороной исчез без следа. Ричард покрылся кровью от неглубокой раны на лице, но в остальном был невредим.

– Жуть как рад вас видеть, – бросил он нам. – Вы, однако, не торопились.

Тут рассмеялся даже Фиц-Алдельм.

Герцог разъезжал туда-сюда, своим присутствием ободряя людей. Вскоре он отдал приказ отступать. По двое и по трое наши люди отрывались от французов и скакали в безопасное место под началом де Шовиньи. Герцог держался позади, возглавляя небольшой отряд – я, Фиц-Алдельм и еще полдюжины рыцарей: мы совершали короткие атаки, мешая врагу, не восстановившему еще свой боевой порядок, устроить погоню. Снова и снова сходились мы в поединках, обмениваясь иногда парой ударов, а иногда двумя десятками. Там, где разыгрывался самый ожесточенный бой, всегда был Ричард.

В итоге де Барр дал нам отойти. Мы положили немало его людей, но, полагаю, истинная причина – его уважение к безумной отваге герцога. Покидая поле боя, мы пребывали в мрачном настроении. Наши собственные тяжкие потери еще предстояло подсчитать, и большой удачей стало то, что герцог не попал в плен и не погиб. Шатору в обозримом будущем оставался у французов, и Филипп по-прежнему серьезно угрожал нам.

У меня имелась и собственная причина для грусти. Лиат-Маха, мой верный конь, служивший мне долгие годы, погиб. Лошадей не принято хоронить, но я бы охотно выкопал для него могилу. Однако поле сражения осталось в руках французов. Моя печаль смешивалась с ожесточением. Не появись случайно де Шовиньи, Фиц-Алдельм прикончил бы меня. А если я обвиню его, он станет утверждать, что принял меня за француза. На попоне у захваченного мной скакуна имелось изображение лилии, символа французской королевской династии. Придется молчать.

Но никакой ошибки не было, в этом я не сомневался. Фиц-Алдельм пытался меня убить.

Глава 28

Очнувшись от тяжкого сна про Лиат-Маха, я уставился в конец палатки. Сквозь полог просачивался тусклый свет. Мы так долго были в походах, что я не без труда сообразил, где нахожусь. Три месяца прошло со дня смерти моего коня, и октябрь уже держал страну в своих лапах. Хотя за это время мы успели побывать в Нормандии, а также пройти вверх и вниз по долине Луары, мы находились под Шатийон-сюр-Эндр, вниз по реке от Шатору, всего в нескольких милях от него. Здесь Ричарду и его отцу предстояло встретиться с Филиппом и в очередной раз попытаться заключить мир.

Зная, что отдохнуть больше не удастся, я выбрался из-под одеяла и оделся. Рис, спавший у меня в ногах, поперек, словно преданный пес, пошевелился. Я шепнул ему, чтобы он спал дальше, и, набросив плащ, вышел наружу. Занимался рассвет. Воздух был холодный, густая осенняя роса покрывала палатку и траву вокруг. В ближнем лесочке негромко перебранивались грачи, готовясь к новому дню.

Я подошел к коновязям, где нашел своего скакуна, взятого под Шатору. Он был серым, как Лиат-Маха, и преданным. Я назвал его Поммерсом – французское имя вместо ирландского. Я ездил на нем с тех самых пор и успел проникнуться к нему приязнью, как и он ко мне. Увидев меня, Поммерс тихонько заржал и потянулся бархатистыми губами к яблоку у меня на ладони. Я скормил коню гостинец, поглаживая его по носу.

Некоторое время назад выяснилось, что прежним его владельцем был двоюродный брат французского короля. Больше озабоченный покушением Фиц-Алдельма на мою жизнь, я не сильно переживал насчет упущенной возможности, зато мои приятели, предпочитая забыть о том, что жар той отчаянной битвы не располагал к взятию пленных, то и дело поддевали меня. У меня, мол, утек между пальцев выкуп, которого хватило бы, чтобы умереть богатым.

– Ну все, Поммерс, – сказал я. – Хватит с тебя.

Конь льнул ко мне в надежде на второе яблоко, и я хмыкнул:

– Больше нет, парень.

Погладив его еще напоследок, я проверил своего второго скакуна – обещанную награду от Ричарда. Широкогрудый гнедой с белой звездочкой между глаз, конь оказался упрямым, как мул. Я окрестил его Бычеглавом[16] в честь знаменитой лошади, которой владел великий македонский полководец Александр, и позволил Рису, пришедшему в восторг, ездить на нем.