Человек умный и изобретательный, он устроил так, что новости о судьбе лучника достигли короля. Возмущенный Генрих велел Молодому Королю держать в узде своих людей, «как делает его младший брат». Это заявление, намеренно или нет, подлило масла в огонь. Заметно усилилось соперничество между братьями и теми, кто служил им. Несмотря на хрупкий мир, вражда не стихала. Выследив солдата, который, по слухам, зарезал лучника, я задумал слепить снежок, сунуть в него заостренный камень и запустить негодяю в голову.
В суматохе – весь двор гудел от летающих снежков и детских криков – этот план мог удаться, но я сдержался. Холодная голова лучше горячей. Вперед долг, потом желание. Желание…
Образ оставленной в Кане Алиеноры предстал передо мной, и сердце мое сжалось. Прощание наше получилось слишком коротким. Порывистое объятие и несколько сорванных поцелуев остались самым драгоценным воспоминанием. Уходя, я обещал ждать ее; терзая меня, она заявила, что подумает насчет того же самого. Потом, догнав, вложила мне в руку ленту из голубой материи, которой подвязывала волосы.
Сунув руку под тунику, я коснулся висевшего на шее кошеля. В нем хранилась аккуратно сложенная ленточка – я предпочел бы расстаться с жизнью, нежели с ней.
По утоптанному снегу застучали копыта. В ворота вбежали две лошади. Узнав первого из всадников, я помахал ему и двинулся навстречу. То был рослый, крепкого сложения жандарм по имени Ришар де Дрюн. Его брат участвовал во взятии города Уотерфорд в Ирландии, а самого Ришара герцог послал следить за Джефри. Наскоро прикинув, я рассудил, что де Дрюн провел в Лимузене совсем мало времени – всего день, быть может. Это не сулило ничего хорошего.
– Рад видеть.
Я принял поводья, заметив пятна грязи, покрывающие лошадь от копыт до боков, а также ноги де Дрюна. Его спутник был измазан настолько же сильно. Им пришлось выдержать тяжелую скачку. Я посмотрел на Ришара, подмечая новые признаки того, что поездка была не из легких. Синие круги под глазами, длинные каштановые волосы, ставшие грязными и спутанными.
– Ты болен?
Лающий смех.
– Не болен, приятель. Просто устал. Умираю с голоду. Натер зад седлом. Никогда так не хотелось кружки эля или кубка вина. Это третья лошадь, которую я загоняю после выезда из Лимузена четыре дня назад. За все это время я почти не спал, а ел еще меньше. Но мои надобности могут подождать. Где герцог?
– В зале. Кто это с тобой?
Я окинул чужака изучающим взором. Волосы редеющие, хотя еще молод. Хорошо одет, на поясе достойного вида меч. В кожаном свертке за седлом – хауберк, или я ничего в этом не смыслю.
– Рыцарь?
– Меня зовут Овейн ап Гриффит, – учтивом представился молодой человек. – Я состоял на службе у Джефри.
– Состоял? – переспросил я резко.
– Он желает служить герцогу, – сказал де Дрюн.
– Это герцогу решать, – ответил я. – Я провожу вас к нему.
Свистнув Рису, который, все еще играя в снежки, оказался поблизости, я поручил ему позаботиться о лошадях.
– Твое скорое возвращение подсказало мне, что новости не из приятных, – обратился я к де Дрюну.
Тот покачал головой.
– Вместо того чтобы созывать недовольных баронов сюда, в Мирбо, Джефри примкнул к ним.
– Герцог не обрадуется, – заметил я, представив, как Ричард отнесется к этому. Потом добавил вполголоса: – А что Овейн? Обычный перебежчик?
– Нет. Союз с мятежниками для него невыносим. Он попросил меня взять его с собой, когда я соберусь ехать.
Я искоса поглядел на де Дрюна.
– И ты вот так взял и поверил ему?
– Он из честных людей, или я монахиня, – заявил де Дрюн, хотя голос его звучал не так уверенно, как произносимые им слова.
– Сейчас, наверное, не самое удобное время, – сказал я. – В последние дни герцог очень зол.
Я снял с пояса флягу, из которой подкреплялся, пока ждал на холоде, сделал большой глоток, потом передал ее приезжим.
Де Дрюн припал к ней, как поросенок к титьке, а за ним и Овейн.
Ричарда мы застали за столом, в обществе отца, Молодого Короля и Джона. Присутствовали Филип, Луи и оруженосцы, что прислуживали другим гостям. Перед королем и сыновьями стояли блюда и тарелки: молодые голуби в винном соусе, ароматная пшеничная каша на молоке с корицей, кусочки жареной баранины. Среди яств нашлось место пирогам с румяной корочкой и краюхам только что испеченного белого хлеба, блюдцам со свежим маслом и чашкам с луговым медом. От соблазнительных запахов у меня заурчало в животе. Я подумал, что бедные де Дрюн и Овейн просто умирают от спазмов, забыв до поры о тревожных вестях.
Провожаемые королевским майордомом, мы приближались. Густой слой сена, устилавший пол, почти заглушал наши шаги. Разговор поддерживали только Джон и его отец, Генрих кивал и улыбался в ответ на все, что произносил сын. Ричард и Молодой Король, сидевшие рядом напротив государя и младшего брата, упорно делали вид, что не замечают друг друга.
– Сир, прошу простить, что помешал, – сказал майордом и поклонился.
Джон умолк. Проницательный взор Генриха впился в нас. Его примеру последовали Молодой Король и Ричард, лицо которого заострилось, словно клинок.