Львиное Сердце

Что-то связывало этих двоих, но я не мог понять, что именно.

Потом герцог спросил:

– Когда это случилось?

– Вчера, сир.

– Где Хэл?

– Молодой Король в Лиможе, сир, вместе с графом Джефри и мятежными баронами.

– А в Горре? – Герцог указал на дорогу.

– Близ деревни встал лагерем граф Эмар, сир, с шайкой насильников и убийц.

– Это рутье?

– Они самые, сир. Я слышал, что этим вечером они намерены напасть на церковь.

– Неужели? – Взгляд Ричарда впился в Маршала. – Прежде чем я уеду, еще один вопрос. Ты помнишь предложение, сделанное тебе Джоном де Бомоном?

– Да, сир.

– Оно все еще в силе.

– Это большая честь, сир, но я не могу принять его. По крайней мере, сейчас.

Я уставился на человека, которому хватило воли отказать герцогу.

Ричард покачал головой, удивленный, но, кроме того, слегка раздосадованный.

– Ты не меняешься, Маршал.

Рыцарь сухо пожал плечами.

– Очень стараюсь оставаться таким, каков я есть, сир.

– Мы с тобой не в ссоре, Маршал. Можешь идти.

– Благодарю, сир.

Маршал цокнул коню и, не сказав ни слова, стал объезжать наш строй. Оруженосец направился за ним, ведя в поводу вьючную лошадь.

– Вот, Руфус, – сказал Ричард, – это один из лучших рыцарей в христианском мире. Молись, чтобы тебе не пришлось оказаться напротив наконечника его копья.

– Да, сир, – ответил я, подумав, что Маршал – воистину великий воин, раз заслужил такую оценку.

Лицо герцога посуровело.

– А теперь в Горру. Обрушим ярость и смерть на тех, кто хочет разорить дом Божий!

Глава 19

Рутье в Горре, эти круглые дураки, обнаружили наше появление, только когда мы навалились на них, рубя и кромсая. Лишь немногие из охваченных паникой наемников оказали сопротивление. Большинство пытались бежать и погибли либо сдались. Про пленников я вспомнил только к исходу того дня, когда их построили на берегу Вьенны в Эксе, ближайшей крепости Ричарда. Туда мы притащили их, несколько десятков небритых, перепуганных мужчин в хауберках и плохо подогнанных гамбезонах, со связанными руками.

Эмар удрал, но среди пленников находилось около дюжины его рыцарей.

С лицом, непроницаемым, как маска, герцог сообщил побитым рутье, что их всех ждет та же судьба, какой они предавали своих жертв в окрестных краях. Он взмахнул рукой, и солдаты ринулись на пленников. Я стоял вместе с другими оруженосцами, смотрел и радовался, что нам не приказали участвовать в этом. Одно дело – слышать, как людей ослепляют, или топят, или режут им глотки, и совсем другое – видеть это воочию. Резкий смрад дерьма и крови ударил мне в ноздри, уши мои наполнились криками. Когда настала наконец тишина, несколько следивших за бойней священников выступили вперед, чтобы благословить не только Ричарда, но и его людей, сжимавших в руках окровавленные клинки. Я отказывался верить собственным глазам, но Филип прошептал мне на ухо, что жестокой расправой над рутье герцог уберег множество местных жителей от подобной участи. В конечном счете, подумал я, Бог из всех нас делает либо чудовищ, либо убийц.

Дальше наш путь лежал в Лимож, но надежды герцога захватить гарнизон врасплох не оправдались. Укрепления цитадели были слабыми – по приказу Ричарда их разрушили год назад, – но нам не хватало сил для полноценного приступа. Расставив дозоры по периметру стены, мы разбили лагерь. В Нормандию полетели гонцы с просьбой к королю о подкреплении.

Генрих сразу же выступил на юг с горсткой соратников. Седмицу спустя, когда погода была плохой и к тому же наступала темнота, отряд не заметил наш лагерь и наткнулся на окружающие Лимож баррикады, состряпанные на скорую руку. Решив, что на цитадель напали, группа горожан устроила вылазку. Один человек из свиты короля был ранен, плащ самого Генриха пронзила стрела. Затем его узнали, и потрясенные защитники отступили.

Втайне от Ричарда Генрих направился в Экс, лежащий в нескольких милях к западу. Большая часть нашего войска размещалась там из-за дурной погоды. С воем задувал ветер, загоняя клубы дыма обратно в трубу большого зала и заставляя нас кашлять. Не унывавшие Ричард, де Шовиньи и дюжина их товарищей расположились на некотором отдалении от очага, пили и вели беседу. Я находился поблизости, с кувшином вина наготове. Рядом стоял Филип с другим кувшином. Рис, этот пройдоха, шнырял вокруг, подслушивая в оба уха.

Естественно, разговор зашел о Молодом Короле и Джефри, об их сторонниках и о том, как можно взять Лимож. Ричард с самого нашего приезда не находил себе места от нетерпения, но даже он понимал, что приступ со столь ничтожными силами означает самоубийство. Он глянул на меня.

– Затея безумнее нашей попытки овладеть Перигё, а, Руфус?

Я покраснел и кивнул.

Овейн, снискавший расположение Ричарда благодаря доблести, проявленной под Горрой и в последующих схватках, непонимающе посмотрел на нас.

Герцог рассказал про нашу с Джоном де Мандевилем выходку.

– Пусть он и твердолобый ирландец, но храбрости ему не занимать, – сказал он. – Мне повезло, что он у меня на службе.

Я был так обрадован, что, будь собакой, замахал бы хвостом.

– Выпьем! – велел мне Ричард.