Львиное Сердце. Дорога на Утремер

Та в такой час была пуста, и на королеву тишина подействовала успокаивающе. Задержавшись, чтобы омочить пальцы в чаше со святой водой, предназначенной специально для клириков и знати — даже в церкви не забывали о классовых различиях, — она миновала неф. Преклонив колена перед алтарём, Алиенора вознесла молитву об утраченных близких. Вильгельм, первый умерший из её детей, — разрывающий сердце образ крошечного гробика до сих пор стоял перед глазами. Хэл, золотой мальчик, растраченная впустую жизнь. Жоффруа, слишком скоро призванный Господом. Тильда, нежная душа, наверняка избавленная от тягот чистилища. Мод, которая была близка, как кровная сестра. И Гарри, имя, одинаково часто звучавшее как благословение и как проклятие.

— Requiescat in расе[5], — прошептала королева и с трудом поднялась.

Это тихое уныние застало её врасплох. Оно не было сокрушительным или изматывающим, напоминая скорее небольшой жар, но тянулось уже несколько недель, начиная с рождественских праздников. И поскольку Алиенора-пленница овладела умением, не дававшимся Алиеноре-королеве или герцогине, а именно способностью прислушиваться к себе, она задумалась над причиной такого состояния. Быть может, Рихенца права? Не подпитывается ли печаль материнским беспокойством?

Бог свидетель, для страха есть причины. Мало ли тех, кто, приняв крест, не вернулся обратно? Утремер стал кладбищем для тысяч крестоносцев из далёких стран. Обретя свободу, Алиенора совершила неприятное открытие, касающееся старшего из живых сыновей. Ричард с ранних лет снискал лавры полководца, заслужил оправданную репутацию в том, что в их мире ценилось выше всего — военном ремесле. Однако его здоровье оказалось не таким крепким, как можно было представить по наружности. Королева узнала, что молодой человек подвержен приступам четырёхдневной лихорадки, подхваченной во время кампании в Лимузене. А в Святой земле куда чаще умирали от заразных болезней и адской жары, чем от сарацинских сабель.

А быть может, виной воспоминания о прошлом лете? Так много всего произошло, так стремительно. В день, когда её супруг испустил последний мучительный вздох, она являлась пленницей короны. А с наступлением ночи превратилась в могущественнейшую из женщин христианского мира, единственного человека, пользующегося полным доверием нового короля Англии. Весть о кончине Мод настигла Алиенору вскоре после коронации Ричарда. Письму из Германии о смерти Тильды потребовалось больше времени. Но досуга оплакивать ушедших не было, потому как в те первые недели царствования Ричарда они с сыном неслись, словно подхваченные вихрем.

Чем больше королева думала о витающих вокруг духах, тем больше убеждалась в справедливости догадки. Она скорбит о мёртвых и боится за живых, за сына, которой всегда был самым дорогим её сердцу. А будучи до мозга костей политиком, опасается также за своё герцогство и их королевство, которые ждёт беда, если в Святой земле с Ричардом что-то случится. Алиенора многое отдала бы, если смогла убедить его передумать или хотя бы повременить с осуществлением своего намерения до тех пор, пока он не укрепится на престоле. Но она знала, что надежда эта робка, как пламя свечи. Ричард охотно отдаст жизнь, если это поможет освободить Иерусалим от неверных.

Алиенора склонилась перед алтарём.

— Ах, Гарри, если бы Ричард унаследовал твою практичность, — промолвила она. — Ты умел довольствоваться ролью короля, а не спасителя христианства.

— Госпожа!

Оборачиваясь, Алиенора почувствовала, как горят щёки. Её не так-то просто было смутить, но будучи поймана за разговором с покойным мужем, она смешалась. Узнав говорившую, она с прищуром поглядела на неё. Некогда Констанция Бретонская была её снохой, но теперь она не испытывала к ней тепла.

— Леди Констанция, — сдержанно приветствовала королева герцогиню, присевшую в несколько небрежном реверансе.

— Госпожа королева, можно поговорить с тобой? — Почитая согласие Алиеноры само собой разумеющимся, Констанция подошла к алтарю.

— Я хотела бы просить об одолжении, — начала герцогиня, хотя ни в голосе её, ни в позе не наблюдалось ничего просительного — с ранних лет Констанция привыкла укрываться за гордыней как за щитом. — Не могла бы ты замолвить за меня словечко перед королём? Он заявил права на опекунство над моей дочерью прошлой осенью и отправил её в Англию, невзирая на существовавшую между мной и его отцом договорённость. Король Генрих обещал оставить при мне Энору в обмен на моё согласие выйти замуж за графа Честерского. Я свои обязательства выполнила, но дочь у меня отобрали, и я не видела её уже добрых полгода. Разве это честно?

— Ты договаривалась с Генрихом, не с Ричардом. Неужели тебя действительно удивляет, что Ричард смотрит на тебя с подозрением? Сколько раз вступала ты в союз с его врагами? Сколько раз вёл Жоффруа бретонское войско против Аквитании?