Заметив, что дядя не слушает, Генрих смолк. Проследив за взглядом Тибо, он заметил, что Филиппа не видно ни за столом, ни вообще в зале, а английский король выглядит не особенно счастливым. «Ну что ещё?» подумал он и направился к Ричарду выяснить в чём дело.
Ричард, тоже ничего не знал, и сообщил только, что Филиппа вызвал из зала замковый стюард.
Подозреваю, гонец прибыл, — добавил король. — Но не могу представить, какие такие вести могут быть, чтобы прерывать столь важные переговоры. Если мы не уладим дела, нам снова придётся отложить выступление. Времени потеряно и так слишком много. Два года прошло с того дня, как я принял крест, Генрих. Два года!
Ричард махнул виночерпию, и Генрих остался сетовать на судьбу вместе с Ричардом, Уиллом Маршалом и Губертом Вальтером, новоиспечённым епископом Солсберийским, который тоже ехал с Ричардом в Святую землю. Однако чем дольше отсутствовал Филипп, тем нетерпеливее становился Ричард, и когда французский король наконец объявился, нрав короля английского, всегда пышущий жаром, начал уже воспламеняться.
— Ну, теперь ты готов продолжить беседу, милорд? — с подчёркнутой вежливостью спросил Ричард, решительно подойдя к Филиппу.
— Нет, не готов. Все текущие вопросы мы обсудим позже.
Губы Ричарда поджались. Но возражения не сорвались у него с языка, так как он подметил, что с Филиппом не всё ладно. Лицо молодого государя, обычно красноватое, теперь сделалось болезненно бледным, а голос звучал хрипло, словно слова с трудом продираются через распухшее и сухое горло.
— Ты заболел? — напрямик спросил Ричард, перешагивая через придворный этикет, но собеседник только безразлично посмотрел на него.
— Покончим на этом, — бросил Филипп. — Мы встретимся в Везеле в июле, как договаривались прежде. Там и уладим все разногласия.
И к удивлению Ричарда и всех присутствовавших, французский король резко повернулся и, не говоря ни слова, вышел.
Никто понятия не имел, в чём дело, и зал наполнился удивлённым гомоном. Ричард был сердит, но и озадачен одновременно.
— Если он затеял какую-то подлую игру, чтобы снова оттянуть поход, то пожалеет об этом, — тихо сказал английский король, отведя графа Шампанского в сторонку. — Генрих, не мог ты разузнать, что к чему?
— Я проскользну в часовню и подслушаю его исповедь, — весело пообещал молодой человек, и когда Ричард вскоре уехал, граф Шампанский остался в Дре, принявшись рьяно осваивать новую роль. Роль королевского шпиона.
Большинство тогдашних людей подчиняло свой жизненный ритм солнцу: они вставали с рассветом и отправлялись с его заходом в постель, потому как свечи и масло были дороги, и лишь немногие могли позволить себе жечь лампы и факелы в количестве достаточном, чтобы разогнать ночную тьму. Поскольку королей расходы не волновали, Ричард и Алиенора могли позволить себе следовать своим внутренним часам. Вернувшись в Нонанкур и поужинав, Ричард собрал в большом зале двор. Зрителей развлекли менестрели и музыканты, потом настал черёд увеселений, когда пёстро наряженный шут жонглировал шарами и ножами, а крохотная собачонка танцевала на задних лапах, катала тележку и ходила по жёрдочке, положенной между деревянными козлами.
Песни менестрелей Ричарду понравились, но к трюкам шута и собачонки он быстро утратил интерес и удалился на оконное сиденье, где погрузился в негромкий разговор с канцлером и Уиллом Маршалом. Поглядывая за ним с высоты помоста. Алиенора знала, что сын пытается предусмотреть любой кризис, который может возникнуть за время его отсутствия. Подготовка крестового похода таких масштабов — задача более чем ошеломляющая. Лорды и рыцари сами обеспечивают себя оружием и доспехами, но пехотинцев необходимо снарядить. Для войска требуются лошади и фураж, арбалетные болты, медицинские припасы. Список можно продолжать до бесконечности. Ричард делал то, на что до него не отваживался ни один из королей-крестоносцев — формировал свой собственный флот из сотни с лишним кораблей. Стоимость этих судов и плата экипажам грозила достичь четырнадцати тысяч фунтов, а это больше размера годовых королевских податей с Англии. Такую громадную сумму Ричард добывал методами, граничащими с вымогательством. Он сместил всех шерифов и заставил их выкупать обратно свои посты, устанавливал тяжёлые штрафы, продавал за деньги жалованные грамоты городам, права охоты, графства, титулы и епископаты, признал в обмен на десять тысяч марок независимость Шотландии. Народ шутил, зачастую горько, что король чудом не додумался обложить налогом английский воздух, а сам Ричард обмолвился, что продал бы Лондон, если бы нашёл покупателя.