Львиное сердце. Под стенами Акры

— Я хочу услышать это из уст самого вашего короля, — заявил Львиное Сердце. — Он в резиденции тамплиеров?

— Когда мы уходили, государь садился обедать. — Гуго помолчал. — Он не обрадуется, если ты ворвешься без приглашения посреди трапезы.

Однако по тону герцога чувствовалось, что подобная перспектива его не очень расстраивает, и Ричард окончательно убедился в своем предположении: отречение Филиппа от клятвы настроило против него даже собственных приближенных.

— Я готов рискнуть, — сухо бросил король. Оглядев зал, он заметил, что ему нет нужды просить следовать за ним — большинство присутствующих уже стояли на ногах. Наклонившись, он сжал ладонь жены. — Прости, Беренгуэла, но это не может ждать.

— Я понимаю, — сказала она.

Откинувшись на подложенные под спину подушки, наваррка смотрела, как буквально на глазах пустеет зал — даже прелаты поспешили за Ричардом и Лузиньянами. Она не солгала, говоря, что понимает. Сильнее всего ее расстраивало, что первый их пир закончился так внезапно, и ей не удавалось избавиться от мысли: не предвестие ли это будущей совместной жизни — короткие мгновения домашнего уюта среди бесконечных военных забот?

Джоанна подошла и села рядом с золовкой. Глаза ее возбужденно блестели.

— Ну почему женщины должны оставаться без самого интересного? — пожаловалась она. — Чего бы я ни отдала за то, чтобы понаблюдать за их столкновением!

Конрад склонился к своему другу Балиану д’Ибелину, сеньору Наблуса. Разговор шел на пьемонтском диалекте — родном для маркиза и итальянского родителя Балиана, — чтобы избежать лишних ушей.

— В последний раз я испытывал такое наслаждение, когда слушал одну погребальную мессу, — шепнул Монферрат.

Д’Ибелин неуютно поерзал в кресле, сожалея, что французский король не усвоил франкской привычки обедать на подушках.

— Так ты тоже заметил это мрачное и грозовое облако, нависшее над Тамплем? — спросил он. — Есть идеи, что происходит?

Конрад пожал плечами:

— Видит Бог, Филипп не самый веселый из людей, но таким нервным я его еще никогда не видел. Когда Леопольд уронил кубок, Филипп, я клянусь, подпрыгнул, как ошпаренный кот. — Маркиз посмотрел на сидящего на другом конце стола австрийского герцога и тихо продолжил: — Вот еще один не пускающий от радости пузыри. Слышал, у него с Ричардом вышло нечто вроде ссоры, но, когда я спросил, он мне чуть голову не оторвал.

Монферрат поковырялся ножом в стоящем перед ним блюде с мясом и вздохнул:

— Еда такая же мерзкая, как компания. Ладно, раз уж мне приходится нести расплату за грехи, почему бы не прибавить к списку еще парочку? Нет настроения проведать сегодня вечером тот бордель в венецианском квартале? Мне рассказывали, есть там одна греческая потаскушка, гибкая, как угорь.

Балиан недоуменно посмотрел на собеседника.

— Ты не забыл, что ты женат на моей падчерице?

Конрада этот завуалированный укор ничуть не смутил.

— И я обожаю Изабеллу, — любезным тоном отозвался он. — Ни один мужчина не может мечтать о лучшей жене. Но я о шлюхах речь веду, не о женах.

Прежде чем Балиан успел ответить, за другим концом стола началось шевеление — нервничающий слуга уронил супницу. Филипп поджал губы, но обуздал раздражительность, ибо просчет мальчишки был сущим пустяком по сравнению с грозящими неприятностями. Рассеянно кроша кусок хлеба, король пристально вглядывался в гостей. Помимо Конрада Монферратского, Балиана д’Ибелина и Леопольда фон Бабенберга тут присутствовали французские сеньоры и епископы, люди, которые принесли ему оммаж и которым он мог доверять. Вот только так ли это на самом деле?

Беседой безраздельно владел его кузен Робер де Дре, но Филипп позволил это только потому, что Робер нещадно критиковал английского короля, намекая на подозрительность продолжающихся сношений Ричарда с сарацинами.

— Вы посмотрите, как обмениваются они дарами! — говорил де Дре. — С каких это пор пристало христианскому королю обхаживать неверного?

Друзей Ричарда за этим столом не имелось, но Балиан, обладающий высоко развитым чувством иронии, не выдержал.

— Я слыхал, что Ричард отправил Саладину пленного турецкого раба, — заявил он тоном заговорщика. — Но правду ли говорят, что султан посылал Ричарду во время его болезни снег и фрукты? Снег и фрукты! Не удивительно, милорд граф, что ты так подозрителен.

Робер де Дре настороженно поглядел на Ибелина, не в силах понять, издеваются над ним или нет. Балиан вроде как соглашался, и на лице его были написаны честность и открытость. Но он ведь был пулен — этим расплывчатым термином обозначали франков, появившихся на свет в Утремере — и уже одно вселяло сомнения в его искренности.