Читаем Львиное сердце. Под стенами Акры полностью

Генрих захватил некоторых из своих павших духом рыцарей в Яффу, чтобы они отдохнули пару дней и развлеклись со шлюхами, доставленными из Акры. Во время своего пребывания в городе граф навестил Джоанну и Беренгарию и заверил королев, что Ричард заберет их к себе как только более-менее отстроит Аскалон. Он старался создать впечатление, что пока все идет хорошо, отчасти потому, что не хотел тревожить дам, а отчасти потому, что по натуре своей был оптимистом. Но вернувшись в Аскалон, обнаружил, что хрупкое согласие между Ричардом и Гуго уже дало трещину. Герцог попросил короля об очередном займе, а когда тот отказался, отправился, кипя от обиды, в Яффу. Он тронулся в путь по прибрежной дороге в то самое время, когда галера Генриха взяла курс на юг.


Через день после возвращения Генриха в Аскалон, Ричард решил произвести разведку на Дарум, сарацинский замок, расположенный в двадцати милях к югу — владея одновременно Аскалоном и Дарумом, крестоносцы образуют пояс крепостей, пережимающий питающую пуповину, связывающую Саладина с Египтом. Генрих вызвался ехать с дядей, и при первой же возможности постарался выяснить неприятные подробности последней ссоры между Ричардом и Гуго.

— Так что случилось-то? — спросил граф. — Говори про Гуго что хочешь, но он чертовски прижимист. Поверить не могу, что ему хватило наглости снова просить у тебя денег. Герцог из кожи вон лезет, чтобы досадить тебе при первой возможности!

— Он заявил, что его люди требуют платы, а у него нет денег. Я сказал, что не могу дать больше. Гуго не вернул заем в пять тысяч серебряных марок, взятый у меня в Акре, и я уже покрыл три четверти расходов на восстановление Аскалона. Но герцог не пожелал и слушать. Сказал, что возвращается в Акру, а нам посоветовал катиться в ад.

Генрих ничего не ответил, и некоторое время они скакали молча. Ему не понравилось, как спокойно Ричард отнесся к очередному дезертирству французов. Дяде полагалось негодовать на наглость Бургундца, употребить весь свой недюжинный арсенал ругательств и эпитетов, чтобы проклясть герцога до последнего дня его подлой жизни. Генриху дядя всегда представлялся стихийным бедствием, не подвластным страхам и сомнениями, снедающим простых смертных. Теперь он видел, что английский государь совершенно вымотан постоянными раздорами с собственными союзниками, пал духом, утратил надежду, и это ужасно беспокоило графа. Что будет, если Ричард вложит в ножны меч и отправится домой, как это сделал Филипп?

Граф напрягал ум в поисках темы, способной развеять мрачные мысли дяди, и опустив взгляд на мышастого жеребца Ричарда, нашел ее.

— Я слышал, за время моего в Яффе пребывания ты укреплял легенду о себе, — заметил он лукаво. — Не провел я и часа в лагере, как мне рассказали про последнее твое приключение. Но та часть про прыжок через кабана наверняка выдумка!

Как Генрих и рассчитывал, Ричард заглотил наживку, так как никогда не упускал случая похвастать своими подвигами.

— А вот и не выдумка, — с улыбкой возразил король. — Я с несколькими моими рыцарями поехал на разведку к Бланшгарду. По пути назад натыкаемся мы на огромного кабана. Он не убегает, готовится к нападению. Я пользуюсь своим боевым копьем вместо рогатины и вонзаю его зверю в грудь. Но древко ломается пополам, и кабан бросается на прямо меня. Мне оставалось только одно: даю Фовелю шпор и тот взмывает над вепрем словно на крыльях. Единственной потерей стала попона, разодранная сзади клыками. Это дало мне время выхватить меч, и когда кабан бросился снова, я рубанул его по шее, что ошеломило его достаточно, чтобы добить.

Генрих прыснул со смеху.

— Послушать тебя, так это была очередная охота. Но я скажу наверняка, что даже из один из сотни не отважится перепрыгнуть через разъяренного кабана! Это удивительный образчик выездки, даже для тебя, дядя!

— Надо воздать должное... Фовелю. — Ричард наклонился и нежно потрепал гриву жеребца, а Генрих снова рассмеялся, довольный тем, что сумел развеселить родича. Но в этот миг показался один из высланных вперед разведчиков, за которым по пятам гнались несколько сарацин.

Завидев крестоносцев, турки натянули поводья, развернули коней и обратились в бегство. Разведчик, туркопол тамплиеров, направился к Ричарду.

— Перед стенами стоит лагерем большой отряд пехоты, милорд король, между замком и деревней. Но какой-то странной показалась мне эта пехота, поэтому я подошел поближе. Слишком близко, — добавил воин с кривой усмешкой. — Утверждать не берусь, поскольку, когда меня заметили, я был еще довольно далеко, но сдается мне, это христианские пленники.

— Ну так давай выясним, — бросил Ричард и дал знак рыцарям строится в боевой порядок.

Двигаясь стремя в стремя, с опущенными копьями, крестоносцы вскоре узрели очертания замка Дарум. Впереди виднелись белые палатки, дымящие костры, несколько сарацинских всадников сновали по лагерю в явном переполохе, но никаких признаков христианских пленников не наблюдалось.

— Прокляни Бог, мы опоздали, — выругался Ричард. — Их увели в замок.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жанна д'Арк
Жанна д'Арк

Главное действующее лицо романа Марка Твена «Жанна д'Арк» — Орлеанская дева, народная героиня Франции, возглавившая освободительную борьбу французского народ против англичан во время Столетней войны. В работе над книгой о Жанне д'Арк М. Твен еще и еще раз убеждается в том, что «человек всегда останется человеком, целые века притеснений и гнета не могут лишить его человечности».Таким Человеком с большой буквы для М. Твена явилась Жанна д'Арк, о которой он написал: «Она была крестьянка. В этом вся разгадка. Она вышла из народа и знала народ». Именно поэтому, — писал Твен, — «она была правдива в такие времена, когда ложь была обычным явлением в устах людей; она была честна, когда целомудрие считалось утерянной добродетелью… она отдавала свой великий ум великим помыслам и великой цели, когда другие великие умы растрачивали себя на пустые прихоти и жалкое честолюбие; она была скромна, добра, деликатна, когда грубость и необузданность, можно сказать, были всеобщим явлением; она была полна сострадания, когда, как правило, всюду господствовала беспощадная жестокость; она была стойка, когда постоянство было даже неизвестно, и благородна в такой век, который давно забыл, что такое благородство… она была безупречно чиста душой и телом, когда общество даже в высших слоях было растленным и духовно и физически, — и всеми этими добродетелями она обладала в такое время, когда преступление было обычным явлением среди монархов и принцев и когда самые высшие чины христианской церкви повергали в ужас даже это омерзительное время зрелищем своей гнусной жизни, полной невообразимых предательств, убийств и скотства».Позднее М. Твен записал: «Я люблю "Жанну д'Арк" больше всех моих книг, и она действительно лучшая, я это знаю прекрасно».

Дмитрий Сергеевич Мережковский , Дмитрий Сергееевич Мережковский , Мария Йозефа Курк фон Потурцин , Марк Твен , Режин Перну

История / Исторические приключения / Историческая проза / Попаданцы / Религия
Георгий Седов
Георгий Седов

«Сибирью связанные судьбы» — так решили мы назвать серию книг для подростков. Книги эти расскажут о людях, чьи судьбы так или иначе переплелись с Сибирью. На сибирской земле родился Суриков, из Тобольска вышли Алябьев, Менделеев, автор знаменитого «Конька-Горбунка» Ершов. Сибирскому краю посвятил многие свои исследования академик Обручев. Это далеко не полный перечень имен, которые найдут свое отражение на страницах наших книг. Открываем серию книгой о выдающемся русском полярном исследователе Георгии Седове. Автор — писатель и художник Николай Васильевич Пинегин, участник экспедиции Седова к Северному полюсу. Последние главы о походе Седова к полюсу были написаны автором вчерне. Их обработали и подготовили к печати В. Ю. Визе, один из активных участников седовской экспедиции, и вдова художника E. М. Пинегина.   Книга выходила в издательстве Главсевморпути.   Печатается с некоторыми сокращениями.

Борис Анатольевич Лыкошин , Николай Васильевич Пинегин

Приключения / Биографии и Мемуары / История / Путешествия и география / Историческая проза / Образование и наука / Документальное