Львиное сердце. Под стенами Акры

— Быть может, будет только лучше, если ты не понесешь, пока мы в Утремере, — заявил наконец король, и увидел, как карие ее глаза широко распахнулись. — Сама подумай, голубка. Тебе довелось уже перенести больше тягот и опасностей, чем иной королеве выпадает за целую жизнь. Вообрази, насколько тяжелее станет терпеть их, если ты будешь на сносях. А сами роды? Неужели ты хочешь произвести его на свет в шатре? А дальше? Ты ведь станешь пугаться насмерть всякий раз, как малыш чихнет или кашлянет. Эта страна не для детей. Не для женщин с детьми. Адово пламя, девчонка, эта страна и не для мужчин, не считая тех, кто родился и вырос здесь — мы тут болеем и мрем куда чаще, чем в собственных наших землях.

Она впилась в него взглядом.

— Ты действительно не огорчишься, если я не понесу до возвращения домой?

— Буду даже рад, — признался он. — Знай я, каково здесь, сомневаюсь, что взял бы с собой тебя и Джоанну. А так... так мне приходится переживать за вас, а не только беспокоиться о своих воинах и взвешивать шансы на победу над Саладином. — Ричард улыбнулся, но не слишком весело. — Существуют весомые причины тому, что мужчины обычно не берут на войну жен, голубка.

— Не стану отрицать, меня тоже посещали подобные мысли, — покаялась в свою очередь Беренгария. — Я очень не хотела бы обременять тебя лишней заботой, будь это в моих силах. Но... но я все же рада, что ты взял меня с собой.

Он наклонился и поцеловал ее. А когда попытался встать, жена ухватила его за руку.

— Не хочешь остаться со мной на ночь? Хоть нам и нельзя...

— Останусь, — пообещал король и поцеловал ее еще раз.

Когда он ушел, Беренгария осталась. Чувствуя, что не готова пока предстать перед миром, она решила побыть в шатре еще немного, вдали от чужих взглядов и домыслов. Однако вскоре пожаловала золовка, и ни одна из фрейлин не осмелилась воспрепятствовать ей войти.

— Я знаю, что Ричард был здесь, — без обиняков заявила Джоанна. — Только не уверена, что от него много толку. Даже самый храбрый мужчина приходит в смущение при виде женских слез.

Беренгария с нежностью посмотрела на собеседницу, подумав, что ей очень повезло заполучить Джоанну в подруги.

— Ко мне месячные пришли сегодня, — сказала она. — Они так запоздали, что я осмелилась надеяться... Но не сбылось.

— Мне так жаль! — Джоанна взобралась на кровать и заключила родственницу в объятья. — Ты была так счастлива в последние недели, что у меня зародились подобные подозрения. Ты сказала Ричарду?

Она надеялась, что брат посочувствовал жене, но сомневалась в этом, потому как считала мужчин полом непредсказуемым и импульсивным, способными, в отличие от женщин, проявить черствость в самый неподходящий момент.

— Да... Он был очень мил.

Джоанна с трудом спрятала улыбку, подумав, что первый и единственный раз слышит это слово в применении к Ричарду.

— Рада узнать это, дорогая.

— Он сказал, что к лучшему, если этого не случится до того, пока мы не вернемся благополучно в наши домены, потому как тут слишком опасно. Муж прав, разумеется, и для меня большое облегчение, что он не винит меня. Просто... просто это так много значит, Джоанна. Каждая женщина хочет ребенка, но для королевы это вдвойне важнее. Что может быть хуже, чем неспособность дать Ричарду столь необходимого наследника?

Джоанна промолчала, но Беренгария уже научилась читать по липу золовки.

— Ох, Джоанна, мне так жаль! Сможешь ли ты простить меня!

— Тут нечего прощать. Знаю, ты не намеревалась бередить мою рану. Мой сын умер, и да, это боль, которая никогда не исцелится полностью. Но у меня были годы, чтобы научиться жить с ней. Это часть моего прошлого. Не сомневаюсь, в свое время Ричард найдет мне подходящего мужа — предпочтительно бы христианина, — добавила молодая женщина с легкой улыбкой. — А когда это случится, у меня будут другие сыновья. Как и у тебя, дорогая сестренка. И я очень-очень верю в это. И хочу, чтобы ты тоже верила.

Она наполовину ожидала, что невестка разбавит безапелляционность этого утверждения осторожным «дай Бог». Но Беренгария удивила ее.

— Я хочу верить, Джоанна, и постараюсь. Но почему же этого не происходит? Как может Всемогущий отказывать в сыне и наследнике человеку, которому предначертано освободить Иерусалим от неверных?

Джоанна открыла рот, но закрыла снова. Во время одного из последних своих наездов в Яффу Ричард рассказал ей о постоянных раздорах с Гуго Бургундским и французами и признал, каким усталым и отчаявшимся ощущает себя иногда. Поделился даже сомнением, что Иерусалим вообще можно взять силой и что единственный их шанс вернуть Священный город — это пойти на сделку с Саладином. Брат согласился, что этот шаг будет плохо воспринят армией, что его люди будут жестоко разочарованы, если не сумеют отбить Иерусалим. Ей подумалось теперь, не разделит ли его собственная жена это жестокое разочарование. Джоанна решила было предупредить его, но передумала, так как с какой стати добавлять к непосильной ноше забот, которую приходится ему тащить, еще одну?