Львица

— Остальные были слишком напуганы. — Голос Дэниэла задрожал — очевидно, перед его глазами промелькнули картины тех дней, полные отчаяния и изнеможения. — Она болела всего четыре дня. Ребенок родился на третий день. Все происходило, как в страшном сне. С одной стороны — быстро, а с другой… у меня было ощущение, что это длится целую вечность.

— Дэниэл, я очень сожалею, — сказала Эмма, подумав, с каким сочувствием, несмотря на давность событий, Дэниэл отреагировал на ее скорбь, в то время как ему самому довелось пережить еще большую трагедию. Она вспомнила, как Дэниэл посоветовал ей не забывать Сьюзан.

— Вы постоянно думаете о них? О Лэле и ребенке?

Дэниэл кивнул.

— Сначала я не мог вспоминать о них без боли. Но сейчас я помню только прекрасные моменты, и они наполняют меня счастьем.

— Она была тоже из масаев?

— Нет, мы познакомились, когда я учился в Дар-эс-Саламе. Она была родом из Занзибара. Ее семья принадлежит к одному из племени суахили, проживающих на побережье. — Он улыбнулся. — Когда она согласилась выйти за меня замуж, я был вне себя от счастья. Нам было все равно, что подумают о нас в наших семьях. Не будучи еще мужем и женой, мы гуляли вдвоем без всякого сопровождения. Даже начали вместе жить, когда копили деньги на свадьбу. Мы просто не могли друг без друга. Когда она умерла, у меня было такое ощущение, будто я потерял половину самого себя. Мое сердце разрывалось от боли, и я не знал, как мне жить дальше без нее.

Эмма наблюдала за его лицом, на котором отражалась борьба противоположных воспоминаний — тепла и боли.

— И вы молчали все это время, когда я рассказывала о Сьюзан…

— У масаев не принято говорить о таких вещах, — глухо произнес Дэниэл. — Если кто-то умирает молодым от болезни или в результате несчастного случая, пожилые люди не станут даже упоминать имени этого человека. Поэтому я ни с кем не делюсь своими воспоминаниями и чувствами о Лэле и нашем ребенке. — Он взглянул на Эмму. — Но вы из другой культуры, и с вами я могу об этом говорить.

По его глазам Эмма видела, что ему стало легче. Словно, поделившись с ней историей своей жизни, он сбросил с себя часть бремени.

— Я рада, что вы обо всем рассказали. — Эмма вздохнула.

Дэниэл вел машину, придерживая руль одной рукой и откинувшись на спинку сиденья. Эмма смотрела в окно, наблюдая за неменяющимся ландшафтом. От равномерного гула мотора ее начало клонить в сон. Она даже не сразу заметила, что Дэниэл снизил скорость. Когда он свернул на обочину и остановил машину возле дерева, она удивленно посмотрела на него.

— Предлагаю позавтракать, — сказал Дэниэл, выключив зажигание.

Эмма одобряюще кивнула, внезапно осознав, что тоже сильно проголодалась.

— Что вам удалось найти в кухне? — спросил Дэниэл.

— Остатки лепешки и немного этих сладких жареных штук.

— Они называются мандази.

— Ман-да-зи, — повторила Эмма. — Еще тут есть папайя, банка меда, несколько вареных яиц и бананы. А также бутылка лимонада, которую оставил Мози.

Дэниэл улыбнулся и радостно воскликнул:

— Так это настоящий пир! — Внезапно он как будто помолодел, почувствовав прилив новой, свежей энергии.

Выйдя из машины, Эмма сцепила руки на затылке и сделала несколько поворотов корпуса, чтобы размять затекшую спину. Дэниэл вытащил корзину с едой и свернутую ткань китенге, которую расстелил на земле в тени дерева. Контрастный желто-черный узор резко выделялся на фоне приглушенного окружения.

Эмма внимательно осмотрела землю на предмет колючек и насекомых и села, скрестив ноги. Выложив вещи Энджел, она начала доставать из корзины еду и раскладывать ее на скатерти, в том числе мандази, завернутые в кусок старой газеты, которая вся была в жирных пятнах и следах застывшего сахара.

Дэниэл сел напротив нее, вытянув ноги вдоль скатерти. Вещи Энджел оказались между ними. Своим ярким цветом они все время привлекали внимание Эммы. Создавалось ощущение, будто таким образом они оставили место для третьего гостя, который должен вот-вот прийти.

Дэниэл смотрел на то, как Эмма раскладывает еду. Он с явным интересом наблюдал за каждым ее движением, будто она являлась представителем какого-то редкого вида животных, чьи повадки были незнакомы ему. Когда все было готово, они приступили к завтраку. Ели они молча: им хватало вкуса и запаха еды, а также окружающей их природы. Дэниэл первым нарушил молчание.

— Вы были бы уже на полпути к Серенгети, если бы поехали вместе с Мози, — сказал он, внимательно глядя на Эмму. — Вам не жаль, что вы не попали на сафари?

Эмма покачала головой.

— Это была не моя идея. Саймон организовал это путешествие в качестве подарка на день рождения. Мне сложно представить, в какой спешке прошла бы эта поездка: пять национальных парков за семь дней…

Проговаривая все это, Эмма вспомнила момент, когда Саймон вручил ей туристическую брошюру. Она старалась изобразить на своем лице благодарность, но мешало осознание того, что этот жест был продиктован чувством вины.

— А почему он не поехал с вами? Отпустил вас так далеко совсем одну?