Львы Аль-Рассана

Наблюдательные люди также указывали на то, что сам король Санчес – известный как один из лучших стрелков из лука во всех трех королевствах – подозрительно часто промахивался все два дня перед утром соколиной охоты. Была ли его необычная неловкость ширмой? Намеренным притворством на тот случай, если кто-нибудь проследит за смертоносной стрелой, вылетевшей из его лука?

Не была ли эта стрела предназначена его брату? Не могли ли эти дни неудачной стрельбы служить предвестием последнего промаха, когда стрела наконец была послана в истинную цель? Самые циничные ловили себя на мысли о том, что это не стало бы первым случаем, когда один из сыновей Санчо Толстого убивает брата. Тем не менее никто не высказывал эту мысль вслух.

Безвременная смерть Раймундо, старшего сына, пока еще не забылась. Помнили и о том, что среди мрачно молчащих придворных в тот давний день молодой Родриго Бельмонте, министр Раймундо, задавал конкретные и шокирующие вопросы.

Теперь сэр Родриго далеко, в ссылке, среди неверных. Собственно говоря, его жена, рожденная в знатной семье, и его юные сыновья получили приглашение присоединиться к делегации вальедцев, но Миранда Бельмонте д’Альведа отказалась, сославшись на дальнее расстояние и заботы по хозяйству в отсутствие супруга. Де Шерваль, священник из Фериереса, выразил некоторое разочарование, услышав это известие. Он слыл знатоком женщин, а жена сэра Родриго была прославленной красавицей.

Одному Джаду известно, что сказал и как поступил бы Капитан, если бы находился здесь. Он мог бы сказать королю, что рана королевы – это божье наказание для Рамиро за его злодеяние многолетней давности. Или с той же легкостью мог броситься в погоню за королем Руэнды – в одиночку, при необходимости, – и привезти назад его голову в мешке. Поступки Родриго Бельмонте всегда было нелегко предсказать.

Как, впрочем, и поступки Рамиро Вальедского.

Когда король наконец закончил совещаться с Жиро де Шервалем, графом Гонзалесом и несколькими из своих военных командиров, в Карказии воцарилось напряженное ожидание. Наконец-то, возможно, отправят погоню за этими подонками из Руэнды. Повод явно имелся, даже священников удалось бы заставить это признать. Давно пора было вальедцам двинуться на запад.

Но приказа не последовало.

Рамиро появился после этих совещаний с суровым и решительным лицом. И те, с кем он беседовал, тоже. Никто, однако, ни словом не обмолвился о случившемся. Не осталось без внимания то, что клирик де Шерваль, как бы ни был он шокирован и озабочен произошедшим, не выступает с осуждением.

Король Рамиро как-то неуловимо изменился, и его новые манеры тревожили придворных. Казалось, он пытается найти в себе силы и решимость. «Возможно, он взращивает жажду кровопролития», – предположил кто-то. Это мужчинам было понятно. Весна – в любом случае пора войн, и именно в войне храбрый человек находит истинный смысл жизни.

Никто до сих пор не мог разобраться в том, что происходит. Король никак не проявлял намерения уехать из Карказии в Эстерен. Во все стороны послали гонцов. Один-единственный гонец был отправлен на запад вдоль реки, в направлении Руэнды. Только гонец. Не армия. В тавернах Карказии мужчины сыпали проклятиями. Никто не знал, какое послание он вез. Небольшой отряд отправился на восток. Один из гонцов рассказал другу, что они держат путь на пастбища Вальедо, где разводят лошадей. Как это понимать, тоже никто не знал.

В последующие дни, а потом и недели, поведение короля оставалось непостижимым. По утрам он чаще всего охотился, но как-то рассеянно. Проводил много времени с королевой, словно ее пребывание на грани смерти сблизило их. Министр был очень занят и ни словом, ни выражением лица не давал ни малейшего намека на то, что же происходит. Только верховный клирик из Фериереса улыбался, когда думал, что на него никто не смотрит, словно то, что он считал потерянным, неожиданно отыскалось.

Затем, когда весна созрела и в лугах и на лесных полянах зацвели цветы, в Карказию начали съезжаться всадники Вальедо.

Это были самые лучшие в мире наездники, на лучших конях, с боевым оружием и снаряжением. По мере того как их прибывало все больше и больше, даже самому тупому придворному в Карказии становилось понятно, что происходит.

Недоверие, сопровождаемое дрожью возбуждения, охватило город и замок, а солдаты продолжали приезжать, рота за ротой. Мужчины и женщины, которые никогда не проявляли религиозного рвения, были замечены на службах в древней часовне Карказии, построенной в те давние дни, когда Эсперанья правила всем полуостровом, а не только его северной частью.

На этих службах, которые часто отправлял верховный клирик из Фериереса, утром и вечером присутствовали король Вальедо и королева, после того как ей разрешили выходить из своей комнаты. Они стояли рядом на коленях и молились, сжимая в руках солнечные диски.