Львы Сицилии. Закат империи

– Совершенно верно. Его проигрыш был не только в моих интересах, но и в интересах рабочих. Потому что иначе у Сицилии забрали бы часть морских маршрутов, а значит, заказов на ремонт, которые не дают умереть «Оретеа» и доку.

Пьяджо выпрямляет спину, впивается глазами в Розарио и говорит с твердым спокойствием в голосе:

– Мы просим вас, синьор Боско, стать нашим рупором среди рабочих. Чтобы все правильно поняли, какие преимущества они могут иметь… сотрудничая с нами.

Розарио отвечает не сразу. Садится в кресло, переводит взгляд с Пьяджо на Иньяцио и обратно.

– Я в долгу перед вами, что правда, то правда, – произносит он наконец. – Да, в случае с Лагана ваши интересы совпадают с моими. Но неужели вы думаете, что я и мои товарищи готовы отказаться от наших священных прав в обмен на подачку хозяина?

– Никто же не требует от вас… – начинает Пьяджо.

– Будем говорить начистоту: времена изменились, – раздраженно перебивает его Иньяцио. – Когда-то мы могли полагаться на Криспи, но он постарел, и после разгрома в Адуа врагов у него становится все больше. И я бы особенно не рассчитывал и на нового премьер-министра. Да, ди Рудини родом из Палермо, но в душе он – консерватор. Нет, Сицилия нуждается в людях новой формации, которые будут прислушиваться и к политикам, и к рабочим. И действовать соответствующе. За этим – будущее.

– Криспи всегда и в первую очередь соблюдал интересы тех, кто голосовал за него и заставлял других за него голосовать. – Розарио говорит тихо, но его голос звучит уверенно.

– Так и есть, – Иньяцио разводит руками. – Он многим обязан мне и моей семье, так же как и Флорио – ему. Но он уже отжил свой век, и ему тяжело понять, как и отчего меняется мир. А вы это понимаете и радеете за благополучие нашей земли. Объединив усилия, мы не допустим, чтобы Сицилия прозябала на задворках экономической жизни страны. Вы готовы помочь нам?

* * *

«Дорогой Джованни, знаешь, как говорят в моем городе? Если хочешь оказаться в аду, проведи зиму в Мессине, а лето в Палермо. Но я уверен, в Палермо тебе понравится, несмотря на сирокко. – Улыбаясь и поглаживая бороду, Антонио Старабба маркиз ди Рудини заключил: – И ты сослужишь Италии хорошую службу».

Граф Джованни Кодронки Арджели тогда улыбнулся в ответ премьер-министру. Но за учтивой улыбкой скрывалось понимание того, что этот высочайший пост – королевского чрезвычайного префекта по общественной безопасности на Сицилии – в действительности подразумевал под собой выполнение деликатнейшей миссии, сопряженной с трудностями и риском.

Да, потому что остров стал настоящей пороховой бочкой. Массовые беспорядки, организуемые фаши и прочими союзами; тотальная коррупция, крупные махинации. Ди Рудини понимал, что нужно будет пересмотреть отчеты, реорганизовать систему налогов и сборов, проверить административные учреждения и заменить коррумпированных чиновников. И осуществить все это сможет политик, невосприимчивый к влиянию и давлению извне и не преследующий личные интересы, – человек, у которого развязаны руки. Не сицилиец, одним словом. И серьезный, осторожный, рассудительный Джованни Кодронки – мэр своего родного города Имолы на протяжении целых восьми лет – идеальный кандидат.

Неплохо было бы также ослабить влияние Криспи, одновременно ограничив распространение социалистических идей. В общем, усилить позицию правых на острове.

Амбициозный план, и чтобы его реализовать, нужны влиятельные сторонники. Незаурядные личности.

Такие, как Иньяцио Флорио.

Именно его и пригласили на аудиенцию к префекту в начале июня 1896 года. Этой встречи Иньяцио ждал с того момента, как поговорил с Розарио Гарибальди Боско. Держать под контролем, насколько это возможно, рабочих с их требованиями – лишь первый шаг. Надо было убедить правительство, что единственно возможный путь для сдерживания протестов и мятежей – обеспечение людей работой, причем с избытком. Он долго обсуждал это с Пьяджо, но в конечном счете наиболее эффективным решением проблемы ему по-прежнему казалось строительство корабельной верфи, объединение ее с доком и увеличение существующего дебаркадера. Идея, провалившаяся три года назад из-за нехватки денег в городской казне.

Кодронки заставил его ждать. Заставил ждать два месяца. Но сейчас Иньяцио сидит напротив него в его личном кабинете в королевском дворце. Перед ним – уверенный в себе, крепкий, полнощекий мужчина с пышными седоватыми усами, кажется, знающий Палермо как свои пять пальцев.

Из открытых окон доносится шум города: крики рыночных торговцев, играющих детей, звуки шарманки. Мужчины выпили кофе, обменялись любезностями. После чего секретарь унес чашки и оставил их вдвоем, закрыв за собой дверь.

Ди Рудини был прав по поводу лета в Палермо: Джованни Кодронки вытирает капли пота со своего широкого лба.

– Что ж, – говорит он, – мне лично пришелся по нраву ваш план, дон Иньяцио. Строительство и ремонт пароходов обеспечили бы людей долгосрочной работой, что, в свою очередь, способствовало бы сохранению общественного спокойствия.