Львы умирают в одиночестве

Может быть, именно это хотел донести до меня мой педагог перед тем, как кануть в вечность? Да, я оступалась, но все эти крушения были не напрасными. Все они вдохновили меня на новые истории, все в том или ином виде нашли отражения на страницах моих книг. И, наверное, самое страшное, самое непоправимое, что могло бы со мной произойти, – это если бы я перестала работать. А я ведь чуть не сделала шаг, который неминуемо толкнул бы меня на эту дорогу – к полной потере себя, к творческой пустоте…

И как неожиданно, как страшно было осознать, что все эти годы я, подобно Берку в моих несостоявшихся воспоминаниях, отталкивала единственного человека, который всегда был рядом. Ничего не требуя, ни на чем не настаивая, он находил время и силы подставить мне плечо, я же с неосознанной жестокостью снова и снова уничтожала его, словно выполняя то жуткое заклятье: «Львы умирают в одиночестве». Что же, может быть, оно было и справедливо, но мне пока совершенно не хотелось умирать.

Рассеянно потрепав по голове Федру, я сказала ей:

– Ну-ну, что ты всполошилась, девочка моя? Все будет хорошо. Обещаю тебе! Мы поживем еще с тобой, поживем!!!

Мобильный снова тренькнул, я увидела на экране сообщение от Берка и, не читая, стерла его. Сама же набрала номер Андрея.

Я не слышала его голоса уже несколько лет – с тех пор, как мы расстались тогда в моем московском дворе, и не уверена была, что он ответит мне на этот раз. Но все же после нескольких протяжных бесконечных гудков он взял трубку, и от звука его голоса на меня снова нахлынуло ощущение безвозвратно ушедшего времени. Такой знакомый, такой родной и такой далекий…

– Андрей, – через силу выговорила я, от души надеясь, что он не расслышит моих слез, – я хочу приехать. Ты сможешь меня встретить?

Он помолчал несколько секунд, а затем спросил ровно:

– Зачем? Похороны завтра, ты не успеешь.

– Успею, – возразила я, – дело не только в этом. Мне нужно тебе кое-что сказать.

Он снова надолго замолчал, и я уже думала, что сейчас он положит трубку. Но затем Андрей хмыкнул – совсем по-полозовски! – и отозвался:

– А что конкретно, Маринушка? Что такое ты хочешь мне сказать?

А я, глядя в окно, на сползающее за стамбульские высотки закатное солнце, произнесла негромко:

– Андрей, прости меня, пожалуйста. Я была не права…

Что же, дорогие мои читатели, вот и закончен наш сегодняшний спектакль. Все роли сыграны, все маски сорваны. Замолкает шарманка. Балаганщик собирает кукол, чтобы упрятать их в свой хранящий все чудеса и тайны мира сундук.

Что же и есть такое вся наша жизнь, как не сундук уличного артиста? Порой мы открываем его и любовно перебираем содержимое. Все эти истории, которые хранит наша память, все эти лица, некогда такие живые, такие близкие, но со временем утратившие четкость черт. Мы заново переживаем уже прожитое однажды, размышляем, можно ли было что-то изменить или случившееся было предрешено. Мы разговариваем с теми, кого любили, и с теми, кто любил нас. С теми, кого когда-то не послушали, и с теми, к чьим словам стоило бы прислушиваться поменьше. Мы смеемся и плачем, просим прощения и шепчем так никогда и не сказанные слова благодарности. И вспоминаем, вспоминаем…

А после, собравшись с силами, захлопнув сундук и взвалив его на спину, отправляемся дальше, все вперед и вперед, пока шумят вокруг многоликие города, пока уличная толпа с нетерпением ждет нашего нового представления.

До новых встреч, друзья!