Львы в соломе

Я нашел пакет и сейсмограф, стал спускаться вниз, а рокот аэроплана нарастал, будто летел он мне навстречу. Я до рези в глазах всматривался в небо — увы! — никаких летающих предметов. Только пройдя полпути, я разглядел самолет — не летел он вовсе, а катил, поднимая пыль, по дороге в райцентр.

— …Не дай бог, попадет в ГАИ, — услышал я, подбегая к времянке.

— Что такое?

— Что-что? — вскинулся Колька Шустов. — Задний мост я у свово козла снял, вот что! А то бы повез… — Нацелив ухо на далекий, замирающий рокот, послушал, пояснил: — То ли язва, то ли аппендикс. …У одного тут, из села. Помирал… Ну, и повез Васька в райбольницу.

Ночь мы не спали. Выходили из времянки, слушали. Уже на рассвете, стомленный полудремой, я уловил знакомый рокот. Не поверил ушам, снова задремал. Васька шумно ввалился, и я поперхнулся от густого запаха бензина и пыли.

— Живой мужик-то! — весело сообщил Васька, кидаясь на нары, отбирая у меня подушку. Засыпая, как бы между прочим, шепнул: — Крыло чуть не отвалилось — за столб задел. Каша заварится!..

Днем закрепили, чем могли, крыло; для проверки надежности Сандро-Фанера отбил на аварийной плоскости флотскую чечетку. Васька запустил мотор, полетел. До горизонта летел, не развалился… День мы его ждали, два. Пока ждали, слух дошел: в воскресенье свадьба. Не терял даром времени директор, да кто на его месте сидел бы и смотрел! И вот запиликала внизу гармонь, сновала туда-сюда голубая директорская «Волга» — вся в сирени.

Третий прошел день, на четвертый, трясясь от натуги, стреляя вонючим дымом, поднялся к времянке грузовик. Нагловатый шоферюга, по-военному козырнув для потехи, открыл задний борт, развязно сказал:

— Принимайте пайку, братцы-кролики!

— Чего, чего? — вскипел вдруг Сандро-Фанера. — Кто тебя прислал-то?

— Ничаво, — отозвался шоферюга. — Не бойся, сам бы не прикатил…

— Ну, ладно, ладно! — примирительно сказал Сандро-Фанера. — Не в курсе, почему авиацию отменили?

— Этого, что ли… который в аварию попал?

— Ну! — опять начал заводиться Сандро-Фанера, — Васька Крапивин. Летчик первого класса!

— Знаем, отлетался, — коротко хихикнув, сказал шоферюга. — Говорят, баб катал на ероплане, ха-ха!

— Ну, ты! — опасной походкой пошел на него Сандро-Фанера. — Закрой рот — кишки простудишь!

То ли ударить того хотел, то ли слово еще какое сказать, но раздумал, повернулся и быстро ушел к буровой установке.

А я вспомнил, как ввалился тогда на рассвете Васька во времянку, весело сказал: «Живой мужик-то!» Начальству, видать, не доложил, смолчал.

А гармонь внизу все пиликала, и ученические звуки царапали слух, печалили. И тянулся длинный нескладный день.

К вечеру, просидев неделю на разных трестовских совещаниях, приехал исхудавший Пантюхин, начальник отряда. Пошатываясь, забрался в свою, втрое поменьше нашей, времянку, послушал, как идут дела, что творится в селе, что с Васькой.

— С одной стороны, плохо, — сказал он после некоторого раздумья. — С другой стороны, хорошо…

Шепнув, что будить его лишь в случае пожара, лег спать, мы знали: на сутки, не меньше. Значит, скоро сниматься, а куда — не все ли равно! Здесь мы разведали, оконтурили нефтяной горизонт.

День догорал, начинались долгие сумерки. Пахло сиренью, остывающими травами, землей.

Я надел чистую рубаху, сморщенные — месяц лежали в рюкзаке — ботинки, вышел из времянки, чтобы спуститься вниз к избе-читальне. Заметил у плетня за «газиком» две тени. Узнал, бросился к ним — стояли, томились Настя с младшим братом Шуркой.

— Здравствуй! — прошептала Настя. — Мы тебя караулим… Вы тут все знаете, да?.. Так ему и сообщи: они надумали на воскресенье, а завтра я его жду… Он знает… — не поймешь, то ли всхлипнула, то ли засмеялась в кулачок. — А сейчас помоги Шурке вещи отнести. Побежала я.

Быстро прильнув ко мне, обожгла сухими губами щеку, оттолкнулась и побежала, чиркая ногами по траве. Я очнулся, спросил: «Куда»? Не дожидаясь ответа, поднял большой узел, понес.

— Не туда, — догнав меня, толкнул Шурка. — В Раменский лес, через гору. Там посадочная площадка — люкс!..

— Не жалко сестру-то? — спросил я.

— Не-е… Я сам полярным летчиком буду, — сказал Шурка. — Когда Наська ревет по нему — во жалко!..

Отнесли узлы, замаскировали. Вернувшись во времянку, я растолкал Кольку Шустова — радиста по совместительству, — сказал:

— Открывай вахту!

Набросав на листке:

«В Управление вспомогательной гражданской авиации при «Главтрестбурразведнефть» — для летчика первого класса Крапивина Василия. Она любит и ждет завтра к двенадцати ноль-ноль. Свадьба с немилым в воскресенье».

Дважды передали текст дежурному радиотелеграфисту и не закрывали вахту, сидели, слушали, как посвистывает, улюлюкивает эфир. В девять утра получили ответ: