Читаем Лыковы полностью

Подводя черту этой части повести, хочу сказать, что лучшее из написанного – это «Таежный тупик» В. Пескова. В его документальной повести – все как было, все как есть. Прекрасно написана, деликатно, не унижая ничьего достоинства.

Тяготы жизни Лыковых в отшельничестве

Как жили Лыковы все годы отшельничества, теперь сказать не так сложно, особенно тем, кто хорошо знает местные условия. Лыковы, как и все крестьяне, веками жившие единоличными хозяйствами, как я уже писал, в совершенстве владели всеми видами крестьянского де ла. Они умели делать все, что требовалось для нормаль ного житья. Но в тех условиях, в каких они оказались, любые работы требовали смекалки, сообразительности и большого напряжения. А от некоторых работ вообще пришлось отказаться. Очень ограниченное количество огородных и любых других инструментов, ограниченное количество посуды для приготовления пищи. Несколько чугунков, сковородок. Чашки, миски, ложки – все из дерева. Вся тара для хранения продуктовых запасов на зиму – туеса, короба разной величины – изготавливалась из бересты. Кстати говоря, это лучшая тара для хранения, и такой тарой пользуются и по сей день по всей Сибири. Совершенно не было никакого железа – гвоздей, болтов, шурупов, скоб и т. д. Отсутствие всего этого не позволяло делать многое, что даже в их условиях изготовить было бы легко и просто. Здесь я имею в виду столярные, плотничные и любые другие работы, которые могли бы значительно улучшить их быт.

Серьезной проблемой были одежда и обувь. Все, что было принесено из «мира», в таежных условиях довольно быстро пришло в негодность. Была одна возможность изготавливать одежду самим. В их распоряжении была только конопля. Это крупное однолетнее лубоволокнистое растение при правильном уходе и переработке давало довольно прочное волокно. Им удалось сохранить и поддерживать в рабочем состоянии ткацкий станок, который в Сибири называли кросна. Изготовить красну при наличии инструмента было несложно. В годы войны кросну можно было видеть во многих избах крестьян. В нашем поселке, насколько я помню, было таких станков три или даже четыре. Именно с помощью его Лыковы ткали простейший холст из конопляных ниток – единственная материя, из которой шили одежду, мешки и изготавливали шнуры и веревки. Надо сказать, что весь процесс – от посева, уборки до получения ниток и, наконец, ткани – длительный и очень трудоемкий. Особенно утомительным было прядение ниток.

С обувью также было очень трудно. Практически ее почти не было. Она могла бы быть всегда в нужном количестве, но домашнего скота у Лыковых не было – следовательно, не было и главного сырья – кожи. Первые десять-пятнадцать лет отшельничества у Лыкова имелся небольшой запас патронов к винтовке, и Молоков оставил то ли десять, то ли пятнадцать патронов еще в 1941 году, когда они встретились. Это позволило Лыкову добывать маралов. Во всяком случае, когда мы пришли в 1947 году к Лыковым на Еринат, то при осмотре усадьбы обнаружили остатки изношенных ичигов разных размеров. Вся обувь была из кожи марала. По моим предположениям, в начале пятидесятых годов добывать маралов уже было нечем, кроме как ловчими ямами, или догонять и колоть по насту зимой. А это случалось нечасто. Что же касается выделки кож, то и этим ремеслом Лыков владел в совершенстве. Все нужные компоненты для обработки кож имеются в тайге в неограниченном количестве.

В годы войны и у нас в поселке выделывали кожи. Особенно большими мастерами были П.Ф. Казанин и И.С. Брыляков, которых я неоднократно упоминаю. Помню, когда медведь у самого поселка задрал у нас корову, шкуру выделывал П.Ф. Казанин, а я приходил и смотрел. И уже тогда теоретически постиг эту науку. Когда кожа была выделана и отмята, мы ее расстелили, и я пересчитал все ранения, нанесенные когтистыми лапами медведя. А Парфентий Филимонович, указывая пальцем на прорези, рассказывал мне, причем в последовательном порядке, как медведь бил и рвал когтями корову, пока не свалил ее.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное