Галя посмотрела ему прямо в глаза. Взгляд у нее был холодный, ничего не выражающий, так кобра выбирает себе очередную жертву на обед.
«Он – властелин-чиновник в своем кабинете-крепости, всесильный монарх. Его „я“ и амбиции самодура обратно пропорциональны его росту. Надо вытащить его из кабинета – тогда он превратится в моллюска без раковины – или как-то напугать. Мнимая опасность бывает страшнее реальной».
– Вспомните квартирку на Богдана Хмельницкого, в которой вы столько раз бывали. – Галя пронзила его кинжальным взглядом таких черных глаз, словно вместо них были одни зрачки, и Ивану Степановичу вдруг стало неуютно в собственном кресле.
– Я никогда там не был, – запротестовал он и подумал: «Почему я должен перед ней оправдываться?»
– Были! – заявила, словно выстрелила, эта странная девушка. В ней было что-то змеиное, парализующее его волю. – В той квартире есть комнатушка, в которой ваша любовница Ольга занималась черной магией. Почему вы вдруг воспылали любовью к жене своего врага? Ведь долгое время она была для вас пустым местом.
– Чушь! – Толстячок вспотел, с ужасом вспомнив, как случайно оказался в той комнате. «Олечка приколдовала меня?»
– Ольга мертва, а вы продолжаете ее любить и бояться. Она вас навещает во сне, зовет к себе?
Варава, вспомнив о сновидениях, где они с Ольгой снова были вместе, замирая от страха, лишь кивнул.
– Вы не помните, что на похоронах, прощаясь с Ольгой, я что-то положила в гроб?
– Да я не обратил на это внимания, – выдавил из себя Варава. «Разве мне было там до того?»
– Свечу, над которой вы прочитали молитву, вы отдали мне, это вы помните?
– Очень смутно.
– В гроб я положила вашу фотографию.
– Где вы могли ее взять? – недоверчиво глядя на нее, спросил маленький человечек, еще больше вспотев от нахлынувшего страха.
– Фотографию нашла в той самой комнатке – осталась от Ольги. Ведь я теперь жена Глеба, вам это известно?
Варава старался взять себя в руки. «Что-то тут не так», – пронеслось у него в голове.
– Вы не могли попасть в ее квартиру до похорон – Глеб был в тюрьме! – заявил он.
– Я навещала Глеба, и он дал мне ключи от этой квартиры. Так что вы в моей власти!
– Что вы хотите этим сказать? – Иван Степанович похолодел от ужаса.
– Свеча, над которой близкий человек произнес молитву, в то время как душа покойного еще не покинула этот мир, является прекрасным подспорьем для заклинаний черной магии. Магически заряженная фотография в гробу покойника – это изуроченье, или порча, от которой нет спасения. Человек начинает вдруг сохнуть, болеть, и врачи не могут помочь ему. Ольга ведь незадолго до аварии страдала каким-то непонятным заболеванием? И я могу запустить механизм этой порчи.
У маленького человечка в голове пронеслись обрывки воспоминаний, они выстроились в логическую цепочку, и на смену страху пришло подозрение.
– Врачи предполагали, что Ольга отравилась, кажется, промышленным ядом. – Он изучал странную посетительницу. Вроде сопливая девчонка, но этот взгляд ничего не выражающих черных глаз!.. «Словно у мертвеца», – подумалось ему. От этой аналогии у него потек холодный пот по спине.
– В стенах вашего института работают с промышленными ядами? – насмешливо поинтересовалась Галя.
– Чего вы хотите? – охрипшим голосом спросил Варава.
– Восстановления Глеба в институте! – Внезапно Галя почувствовала, как тошнота подступает к горлу, еще немного – и ее вырвет прямо на приставной столик. Она резко вскочила и бросилась вон из кабинета. Услышала за спиной испуганный возглас:
– Куда вы?!
Беременность протекала очень тяжело: Галю мучил токсикоз, и такие приступы случались у нее по нескольку раз в день. В последнее время Галя чувствовала себя совсем плохо. Она никогда не блистала красотой, а сейчас осунулась, кожа пожелтела, не сходили черные круги под глазами.
Галя едва успела добежать до туалета. В кабинке ее словно вывернуло наизнанку, и, ослабев, она несколько минут приходила в себя. Во рту был вкус перегнивших листьев, пахло кислым. Галя ругала себя за то, что не смогла закончить разговор с Варавой. Возвращаться в кабинет не было сил. Она подошла к умывальнику с закрытыми глазами, прополоскала рот, умыла лицо, освободив его от остатков косметики. Ее испугало отражение в прямоугольном зеркале над умывальником. Галя понимала, что тогда, после похорон Ольги, показавшееся в зеркале изображение покойницы было лишь галлюцинацией, вызванной ее болезненным состоянием, но боялась заглядывать в зеркало, когда оставалась в квартире сама. Когда наносила макияж, просила Глеба при этом присутствовать. «Зеркалофобия!» – грустно улыбнулась она.