Лысая гора, или Я буду любить тебя вечно

Пришел он в себя в темноте на полу, возле балконной двери. Все лицо было разбито, кровоточили нос и нижняя губа. Во рту ощущался соленый привкус крови. В голове шумело, перед глазами все кружилось и переворачивалось. Почувствовал тошноту, позывы к рвоте, и не успел подняться, чтобы добежать до туалета, как его вырвало. Он услышал встревоженный голос Маринки:

– Роман, где ты?

Представил, как она находит его в таком состоянии, лежащего в блевотине собственного производства, через силу поднялся, добрался до лестницы. Света на лестничной площадке не было сто лет. Когда уже спустился на этаж ниже, снова услышал нежный зовущий голос Маринки: «Роман, где ты? Отзовись! Роман!» – и чуть было не отозвался.

«У меня есть характер. К тому же вид у меня неважнецкий», – подумал он.

Зашел в один из жилых блоков, умылся над пожелтевшей раковиной в трещинах и спустился на первый этаж. Проходя мимо пораженной его видом вахтерши, небрежно бросил на ходу:

– Мои документы можете оставить себе на вечную память. Они мне больше не понадобятся!

На душе было тоскливо, невидимая нить продолжала крепко связывать его с этим местом, и он не в силах был ее разорвать.

Пошел быстрым, насколько это было можно, шагом прочь от общежития. В голове теснились мысли, образы, слова, воспоминания, и все заслонял образ Маринки. Он чувствовал горечь одновременно и унижения, и утраты чего-то очень важного для себя, а еще у него было ощущение, будто он прикоснулся к чему-то грязному, гадкому.

Вспоминал глаза Маринки во время последней встречи – ясные, лучистые, искрящиеся любовью к нему, – и ту растрепанную Маринку, с которой расстался всего несколько минут тому назад, в помятом халате, прячущую взгляд.

32

Идти Роману было некуда. Боль душевная, равно как и физическая, соседствовали в нем с обидой, ревностью и самоуничижением. Неплохой получился коктейль, только чересчур горький и хмельной для него, и Роман решил его разбавить. Он вернулся на проспект Науки, где в киоске купил коньяк «Десна». Затем по Феодосийской он вышел на детскую площадку, на которой они не раз сиживали вечерами с Маринкой, когда он ее провожал. Чуда не произошло – в бутылке оказалось обычное поддельное пойло, лишь слегка напоминавшее коньяк. Фальшь была везде – в любви, дружбе, в магазинах, в прессе, на радио и телевидении. Его интеллект в утешение выдал на-гора бессмертный афоризм Ларошфуко: «Друзья мне не надоедают никогда, друзья мне изменяют иногда, а недруги мне просто надоели, их постоянство – сущая беда!»

Роман не поддался утешениям интеллекта и даже огорчил его: «Надо было не мозги забивать всякими сентенциями, а мышцы качать, тогда сейчас не ходил бы с разбитым лицом». Интеллект обиделся и куда-то исчез.

Сделав большой глоток дряни из бутылки, Роман выкрикнул:

– Меняю стерву на хорошего врага!

Он поразился тому, что прозвучало это жалобно и напоминало блеяние. Несмотря на то что никто не отозвался, ему стало стыдно за «стерву» перед Маринкой, и он густо покраснел. По крайней мере, так ему показалось.

На душе было противно и хотелось совершить что-нибудь безрассудное, головокружительное, противоречащее логике и здравому смыслу. Вернуться в общежитие и разобраться с кацо? Чтобы все повторилось и его вновь вышвырнули за дверь?! Это был не лучший вариант безрассудства, и особой смелости не требовалось, чтобы вновь подвергнуться побоям. Что бы такое совершить?

Роман в отчаянии всматривался в темноту, скрывающую общежитие, где проживала изменщица Маринка. Боль в сердце усилилась, было ощущение, что в него воткнули гвоздь, стрелу, кинжал – одним словом, ранили. Ранили прямо в сердце. Раненое сердце… Роман вдруг вспомнил, что уже слышал это словосочетание. Где, когда и в связи с чем? Интеллект – отходчивый парень – вернулся, да не один, а в компании с воспоминаниями: Лысая гора, дед с козами, первая майская ночь, которая лечит раненое сердце.

Нахлынувшие воспоминания уменьшили сердечную боль. Роман пришел в себя и обнаружил, что по-прежнему сидит на детской площадке, совсем один, а в бутылке осталось меньше половины.

«Хоть этот коньяк и фальшивка, но здорово бьет по мозгам!» – с одобрением подумал он. Теперь ему было известно, что такое раненое сердце. Взглянул на циферблат часов – девять часов сорок пять минут – через два часа пятнадцать минут начнется первая майская ночь. Роман знал, где проведет эту ночь, по крайней мере часть ночи, – на Лысой горе!

Он решил, что если дед обманул и никаких приключений этой ночью не будет, то он днем разыщет деда, выдерет у него бороду, спилит рога черному цапу и напьется Чернушкиного молока.

33

Прошло довольно много времени, прежде чем Роман взобрался на Лысую гору. На этот раз он поднимался не по лестнице, а стал карабкаться прямо по крутому склону, цепляясь одеждой за колючие кустарники. Полная луна, выныривая из пестрых, с рыжеватым оттенком облаков, освещала все вокруг обманчивым светом. Тишина казалась вязкой и неприятной. Он специально закашлялся, чтобы спугнуть ее. Как бы ему в поддержку донесся звук проходящего вдалеке поезда, и он приободрился.