Лытдыбр. Дневники, диалоги, проза

Сходит с парома из Ливии человек, к нему подходит корреспондент, сует ему микрофон, говорит: “Что вы видели?” И этот человек, которого мы видим первый раз в жизни, открывает рот и рассказывает: “Ой, я видел десять человек с отрезанными головами”, или: “Ой, я видел, что там всё было совершенно спокойно, а приехал я сюда, потому что у меня здесь девушка живёт”. Говорит он правду или неправду, мы не можем понять даже с детектором лжи. И канал доставки неважен – мы могли бы читать его твиттер, где он написал бы то же самое: “Плыву в Италию, потому что закончился мой прекрасный медовый месяц, пора мне приступать к труду. Ещё бы с удовольствием провёл в Ливии две недели”. Или: “Ой, собрал последнее, бросил семью, улепётываю из Ливии! Там такой кошмар, пипец, творится”. Верим мы ему или не верим – не функция канала доставки, а функция нашего впечатления от него. Что-то мы о нём слышали, кто-то нам его рекомендовал как честного человека, лично мы его знаем, давно за ним следим. Механизмы доверия – не функция технологии, это функция нашей собственной оценки.

Эта история такая же старая, как интернет. Мы же много лет назад уже слышали: “В интернете всё врут”. Да, а в газетах вся правда написана. Вечный перенос оценки правдивости и достоверности суждения на канал, через который это суждение пришло. Это, как пел Гребенщиков тридцать лет назад, “сложить свою голову в телеэкран и думать, что будешь умней”. Если ты не складываешь свою голову в телеэкран, голова твоя у тебя на плечах, то любое суждение, которое к тебе приходит, ты оцениваешь не по тому, как оно к тебе пришло, а по тому, кто это сказал и насколько то, что он сказал, соответствует действительности. Ведь есть люди, которым мы безусловно доверяем: наши близкие друзья, старые собеседники… Но тем не менее, когда они начинают нам говорить, что белое – это чёрное, или что пальмы приятно шумят по всему Новому Арбату, всё-таки невольно задумаешься…

Удобнее, конечно, договориться по телефону, чем перекрикиваться голосом, но это не значит, что люди, у которых нет телефонов, никогда не договорятся. То есть не надо рисовать пользователя интернета неким овощем, который замотивирован и зазобмирован своим аккаунтом, который без аккаунта не разберётся, где у него день, а где ночь, когда ему идти свергать режим, а когда ему идти этот режим поддерживать. У нас есть чины в ФСБ, в МВД, в прокуратуре, которые всё время выступают с заявлениями, что интернет манипулирует сознанием масс, что в интернете палец показывают – и миллионы российских пользователей следом за этим пальцем бегут. Но сами-то мы – не зомби, мы поступаем в соответствии со своим здравым смыслом, мы же можем пойти и на фильм, и на концерт, и на митинг, о котором ничего не написано в твиттере, и даже если у нас нет аккаунта в твиттере…

Революционные ситуации на несколько тысячелетий древнее интернета. Есть уровень недовольства, при котором человек выходит на улицу. Есть уровень недовольства, при котором человек начинает рисковать своей свободой и тратить своё свободное время на то, чтобы сказать “нет” даже самому репрессивному режиму.

Нынешняя поляна социальных сетей и куда мы идём

[04.02.2017. “Диалог о соцсетях” с Александром Цыпкиным]

У человечества есть потребности. Значительная часть человечества осознаёт свои потребности уже после того, как кто-то первым их осознал и удовлетворил. Например, у людей была потребность не тратить время на попадание из точки А в точку Б. У любого человека есть потребность сообщить информацию о себе, получить информацию о других. Есть потребность в человеческом общении, транслирующем эмоции, общении профессиональном, учебном. В 2004 году мы не знали, как технически интернет будет решать вопросы социализации людей. До 2004 года преобладала точка зрения, и носителем этой точки зрения был Цукерберг, что социальные сети – это специализированные кружки по интересам. Фейсбук должен был быть точкой общения школоты на кампусе – это последние классы средней школы и начальные курсы высшего учебного заведения. Это делалось как среда общения людей молодых, гормональных, живущих в близкой доступности для возможного секса. И это виделось как очень нишевая вещь. Рядом была масса других нишевых вещей – например, Classmates.com, которая была предназначена для того, для чего у нас успешно заточились “Одноклассники”: для людей, которые прожили свою жизнь неудачно и зря, а в зрелом возрасте видят, что окружили себя не теми людьми. Classmates.com позволяет стереть, как ластиком, всю эту случайную пену, которая называется “твой текущий круг общения”, и вернуться к истокам. Посмотреть, кого ты пропустил в школе и в институте 30 лет назад.

Все социальные сети, которые мутились начиная с 1996 года, мутились как нишевые, вокруг своей уникальной специфики. Ни одна из них не предполагала завоевать мир. Соцсети при этом завоёвывали мир, но мир не знал, как соцсеть должна выглядеть.