— Да. Он заканчивает мою грудную клетку. Надеюсь, это будет последний сеанс.
Я выхожу из-за стола и облокачиваюсь на стойку.
— Сколько раз тебе приходилось приходить?
— Пять. Это будет шестой.
— Срань господня!
Он смеётся.
— Да, но мне пришлось ждать пять месяцев, чтобы попасть к нему за этим творением, так что мне всё равно, сколько времени это займёт.
— Почти полгода?
Этот человек тоже сказал, что он хорош, но я и понятия не имела, что у него такой длинный список ожидания.
— Да. Как только распространился слух, что он вернулся, все сеансы у него тут же были забронированы.
— Что ты набил?
Он встаёт, задирает рубашку на груди, и я подхожу к нему ближе.
— Всего понемногу.
— Я вижу, — племенные узоры, маленький портрет, имя, череп… столько всего, но это не выглядит захламлённым или неряшливым, или что-то ещё. Так или иначе, всё красиво переплетается. Я вынуждена прикоснуться к красотке, потому что она выглядит такой реальной. — Потрясающе.
— В чём дело, Рейн?
Голос Вона пугает меня до чёртиков, и я вскидываю голову так быстро, что бью этого парня по носу. Он чертыхается и закрывает лицо руками, когда кровь стекает к подбородку.
— О, Боже мой. Мне так жаль, — я поворачиваюсь к Вону. — У тебя есть бумажные полотенца?
Он просто… стоит там и выглядит взбешённым. Никогда не видела его таким злым. Вон скрестил руки на груди и стиснул зубы. В конце концов, он идёт за бумажными полотенцами.
— Присядь, присядь, — я хватаю парня за руку и тащу к дивану. — Запрокинь голову.
— Всё нормально.
— Запрокинь голову. Это должно помочь справиться с кровотечением.
Парень смеётся.
— Вообще-то нет.
— Откуда ты знаешь?
— Мой отец-врач, а я — скейтбордист, — он наклоняется вперёд и щиплет себя за переносицу, прижимая к ней рубашку. — Я не раз ломал себе нос.
— Я его сломала? — кричу я.
— Не совсем.
— Мне так жаль…
— Чип, — отвечает он.
— Мне жаль, Чип.
— Держи, мужик.
Вон бросает Чипу рулон бумажных полотенец, и мне приходится протянуть руку и поймать его, потому что тот пытается остановить кровотечение.
Чип берёт у меня рулон и отрывает несколько кусочков.
— Почему бы тебе не привести себя в порядок, а после встретимся с тобой там? — спрашивает Вон, но требовательный тон не оставляет ему выбора.
Чип встаёт, а я следую за ним.
— Мне очень, очень жаль.
— Не беспокойся об этом.
Чип пытается улыбнуться, но с окровавленной рубашкой и бумажным полотенцем он выглядит забавно, и я не могу сдержать вырывающийся наружу смешок.
Мы с Воном смотрим, как парень заходит за угол, а потом он поворачивается ко мне.
— Зачем ты пришла?
Я слегка съёживаюсь от его сердитого тона.
— С тобой всё в порядке? Выглядишь очень расстроенным.
— Почему ты здесь?
— Я принесла тебе ланч.
Ложь.
Он качает головой, затем толкает меня к столешнице. Я стараюсь не растечься лужицей от его близости.
— Что я вчера говорил, милая? — парень так близко, но не касается меня. Его руки заключают меня в клетку, а его футболка едва касается меня, когда он делает вдох. — Разве я не говорил тебе, что не могу быть рядом с тобой и не хотеть большего? Хм?
Мой пульс бьётся так сильно, что я чувствую его на шее.
— Да.
— Итак, ещё раз, почему ты здесь?
Откидываю голову назад, чтобы я могла смотреть ему в глаза. Чтобы видеть его.
— Понятия не имею.
Он придвигается ближе, и потому его твёрдый торс прижимается к моему дрожащему телу.
— А чего ты хочешь?
Его губы практически умоляют меня поцеловать их, и в его глазах отражается то же самое проклятое чувство, что и у меня. Вожделение. Смятение. Боль.
Что, чёрт возьми, со мной не так? Как я могу стоять здесь и притворяться, что всего лишь хотела принести ему сэндвич? Я желала увидеть его. Мне хотелось поговорить с ним. И, к своему стыду, мечтала, чтобы он прикоснулся ко мне.
Я опускаю голову и кладу её ему на грудь. Вон видит меня насквозь. Знает, что я хочу того, чего не могу получить. Он чертовски хорошо знает, что я хочу его. Мы стоим так с минуту, а потом он целует меня в макушку и отступает назад.
— Возвращайся на работу, Рейн.
Я слушаю, как он уходит, и, наконец, поднимаю голову и ухожу, целиком и полностью опустошённая. Работа идёт мучительно медленно. Полли двенадцать раз спрашивает, всё ли у меня в порядке. Мытьё пола щёткой снимает часть моего разочарования после того, как все посетители ушли. Несколько прядей моих волос выбивается из конского хвоста, и пот стекает по спине.
Раздаётся знакомый стук в дверь, и я неохотно поднимаюсь, чтобы открыть её. Вон стоит с выжидающим выражением на лице. Отпираю засов и возвращаюсь к своей щётке, не открывая дверь.
Когда снова опускаю руку в ведро, в поле зрения появляются его ботинки.
— Я мою пол.
— Я вижу.
— Можешь идти. Я побуду здесь немного.
— Позвони мне, когда будешь уходить.
Как только слышу, что дверь закрывается, встаю, чтобы запереть её, затем сажусь на стул и звоню. Я даже не слышу его голосовое сообщение, но в ухе раздается громкий гудок.