Lyubi menya

— Это не было ужасно. Что было ужасно, так это то, что мама обвинила меня и выгнала из дома, потому что думала, что я мог бы предотвратить это. Она даже не знала, где я нахожусь больше половины времени, да её это и не волновало. Поэтому тот факт, что она обвинила меня, был абсурдным. Вообще-то нет, беру свои слова обратно. Это не было ужасно; это было, вероятно, лучшее, что она могла сделать для меня. Я был бездомным около семи месяцев, прежде чем меня арестовали за пьянство как несовершеннолетнего, незаконное проникновение на территорию, вандализм и нарушение комендантского часа, а затем я провёл следующие три года в колонии для несовершеннолетних, пока мне не исполнилось восемнадцать, и они вытолкнули меня оттуда только в том, в чём я был одет.

— Ты был всего лишь ребёнком, Вон. Боже мой, не могу поверить, что никто не пришёл на помощь.

Я не отвечаю на её заявление. Может быть, я и был молод, но я отличал добро от зла.

— Может быть, если бы я спас его, она полюбила бы меня хоть немного. Она меня ненавидит. Я не знаю, что сделал, но, как бы я ни старался, она не замечала меня. Она никогда не любила меня, Рейн. Всё, чего я когда-либо хотел, это чтобы мать заботилась обо мне, но она никогда не заботилась. Она никогда этого не делала. Всё, чего я хотел, — это чтобы эта женщина любила меня.

Рейн обнимает меня и сжимает сильнее.

— Ш-ш-ш, — она обхватывает моё лицо и прижимается губами к моим. — Мне очень жаль, Вон. Мне так чертовски жаль.

Я даже не могу ничего сказать, потому что эмоции, которых я избегаю, бьют меня сильнее, чем когда-либо в жизни. Я никогда не произносил этих слов вслух, и то, что они слетают с моих губ, пугает меня до чёртиков. Как бы я ни старался ненавидеть свою мать и сколько бы раз ни пытался забыть о ней, я, чёрт возьми, не могу.

Из-за неё я и вернулся. Когда в ту ночь умер мой отчим, я не только потерял его, но и потерял маленькую надежду на то, что мама когда-нибудь полюбит меня. Она ни разу не навестила меня в тюрьме, ни разу не попыталась позвонить. И каждый грёбаный год, когда я посылаю ей поздравительную открытку, она отсылает её обратно.

— Ты замечательный человек, Вон. Ты добрый и сострадательный. Ты невероятно внимательный, весёлый и такой заботливый. Я люблю тебя. Я люблю тебя так чертовски сильно. Я знаю, что это не одно и то же, но я не хочу, чтобы ты хоть на секунду подумал, что не заслуживаешь этого.

Я целую Рейн в макушку и вдыхаю её успокаивающий аромат.

— Я этого не заслуживаю, Рейн. Я никогда не буду заслуживать твоей любви, но раз ты готова отдать её, я возьму её и никогда не отпущу.

Глава 23

Рейн

— Позволь мне спросить тебя кое о чём, — я отстраняюсь от Вона, но держу его за руки. — Если бы мы поменялись ролями, она бы тебе помогла? — когда я спрашиваю его, я всё ещё пытаюсь понять всё это.

— Нет, — он отвечает сразу и без вопросов. — Она бы не стала.

— Чутьё подсказывает мне, что ты поступаешь правильно, Вон, — я чувствую отвращение к ней. Какая мать выгонит своего ребёнка на улицу, будет сидеть и смотреть, как его бьют? — А если ты заплатишь этим людям, у тебя будут неприятности? Я имею в виду, что не могу себе представить, что ты захочешь иметь с ними дело.

— Мне удалось сохранить нейтралитет, и как бы мне ни хотелось сказать, что Пити позволил бы мне просто отдать ему деньги и уйти, я ему не доверяю. В детстве мы были дружны, но с годами всё изменилось. У него и у Грязи есть своя территория и своя… специальность. Каким-то образом им удалось сохранить сердечность. Но деньги — это корень всех зол, и я был свидетелем последствий того, что происходит, когда не платишь им вовремя. Или, когда они поймут, что у кого-то действительно есть то, что им нужно, а это деньги в девяноста девяти процентах случаев.

— Извини, наверное, я просто наивна. Что ты имеешь в виду? — я чувствую, что раньше он был совсем другим человеком, чем тот, которого я полюбила сейчас. То, о чём он говорит, и то, как он вырос, — кажется невозможным, чтобы он стал таким человеком, как сейчас. То, как он расправился с этим парнем, я никогда не думала, что он на это способен, но понимаю, что на него повлияло то, как и где он вырос.

— Когда ты растёшь в нищете и вынужден проводить время на улицах, это открывает тебе глаза на по-настоящему хреновый мир, в котором мы живём.

Он вздохнул.

— Я должен тебе кое-что сказать, но ты не должна рассказывать это Кенни.

Моё сердце ускоряется, и триллион сценариев всплывает в моей голове за считанные секунды.

— О, Боже. Что?

— Детка, обещай мне. Ты должна пообещать.

— Просто скажи.

Вон качает головой, и правый уголок его рта приподнимается.

— Я не скажу тебе, пока ты не пообещаешь.

Чёрт побери, моё слово — это мой залог, и он это знает.

— Я обещаю, если это не то, что может причинить ему боль.

— Это не так.

— Мы с Брэдом не родственники.

— Что? — какого черта ему врать о чём-то подобном?

— Я познакомился с ним в колонии.

— Ладно,— я потираю пульсирующие виски кончиками пальцев. — Что?