Лжедмитрий I

В Москве продолжались расправы. При этом не щадили ни живых, ни мертвых. 5 июня толпа совершила еще одно символическое действие, окончательно разрывавшее связи с царем Борисом Годуновым. Как вспоминал архиепископ Арсений Елассонский, оказавшийся свидетелем многих событий в Кремле, тело царя Бориса было низвергнуто из кремлевского Архангельского собора «ради поругания» и отвезено в бедный Варсонофьевский монастырь на Сретенке. Целую неделю продолжался грабеж Сабуровых и Вельяминовых. Только 8 июня в тюрьму посадили из них 37 человек ¹⁷⁸.

С этого момента в столице уже правили именем царя Дмитрия Ивановича. Новый царь еще не вошел в Москву, а по стране рассылались грамоты о занятии им престола. Одна из таких грамот «от царя и великого князя Дмитрия Ивановича всеа Русии» была отправлена из Москвы 6 июня 1605 года и через 12 дней получена в далеком Сольвычегодске. В ней царь Дмитрий просто объявлял, что «Бог нам великому государю Московское государьство поручил». Вольно или невольно вводя в заблуждение сольвычегодцев, Новгородская четверть, которой подчинялся этот город, указывала на то, что даже патриарх Иов «в своих винах добил челом».

С самого начала царствования права на престол царя Дмитрия Ивановича подтверждались родством с Иваном Грозным. Подданным нужно было запоминать имя новой царицы и великой княгини, «иноки Марфы Федоровны всеа Русии» — седьмой жены царя Марии Нагой. После этих грамот никто уже не говорил, что у ее сына не было канонических прав на престол. Не менее любопытна и вторая грамота, привезенная в Сольвычегодск. Она запрещала до особого указа тратить собранную казну и запасы: «И того бы естя берегли накрепко, чтоб над нашею казною и над хлебом никто хитрости никакия не делали» ¹⁷⁹. Какой бы ни была новая власть, а начинать ей нужно было с того, с чего начинали и предшественники: с обыкновенных забот по управлению государством и наполнения бюджета Московского государства.

Царь Дмитрий, даже после принесенной ему в Москве присяги, продолжал выдерживать паузу и не спешил с вступлением в столицу. Камнем преткновения оставалась судьба свергнутой царицы Марии Григорьевны и царя Федора Борисовича Годунова. Не решив, что делать с ними, нельзя было даже и надеяться на то, что передача престола завершится мирно. Исполнить тяжелую миссию был послан из Тулы боярин князь Василий Васильевич Голицын. Вместе с ним приехали в Москву князь Василий Михайлович Рубец Мосальский, а также печатник и думный дьяк Богдан Иванович Сутупов. Им и пришлось выполнить самую черную палаческую работу для самозванца.

Об их тайной миссии, естественно, почти ничего не известно. Все видели, как несколько человек вошли в покои на старом дворе Бориса Годунова, где содержались царица Мария и царь Федор. Автор «Нового летописца» упоминает, что боярин князь Василий Васильевич Голицын и главный приближенный человек царя Дмитрия князь Василий Михайлович Рубец Мосальский «взя с собою» еще двух исполнителей — Михаила Молчанова и дьяка Андрея Шерефединова и «трех человек стрельцов». Ни у одного из них не было оснований любить Годуновых (особенно у бывшего думного дьяка Андрея Шерефединова, низвергнутого в коломенские выборные дворяне), что все они и доказали своими «изменами» царю Борису и его наследникам. Спустя некоторое время к народу вышел боярин князь Василий Васильевич «с товарыщи» и объявил «мирови», «что царица и царевич со страстей испиша зелья и помроша, царевна же едва оживе». Так случился первый из череды «апоплексических ударов» в русской истории, который повторится потом с Петром III и Павлом I.

«Самоубийство» матери и сына Годуновых стало официальной версией нового царя ¹⁸⁰, устрашившегося прямой казни тех, кто был главным препятствием на его пути к царскому венцу. Царь Дмитрий уравнялся в «злодействе» с тем, кого он так страстно обличал. Однако у казни Годуновых оказалось слишком много свидетелей, поэтому скоро стало известно о том, что произошло в действительности. Драматичное и тяжелое описание событий на старом годуновском дворе осталось в летописях. Оно может вызвать только сочувствие к страданиям жертв и презрение к убийцам. Описывая это убийство в XIX веке, С. М. Соловьев просто опустил подробности, написав, что отчаянно боровшегося Федора убили «самым отвратительным образом» ¹⁸¹.

Архиепископ Арсений Елассонский, хорошо знавший царскую семью Годуновых, писал о Федоре как о «прекрасном сыне» Бориса Годунова. В его мемуарах говорится, что царь Федор Борисович был убит вместе с матерью спустя пять дней после их сведения с престола. В любом случае эта тяжелая драма русской истории произошла не позднее 6 июня 1605 года, когда Лжедмитрий посчитал «порученным» ему Московское царство.