Лжедмитрий. Новая заря

— Ахмед посчитал, что упускать благоприятную возможность было бы неразумно. Крымский хан Газы по прозвищу Буря отличался большой самостоятельностью. Это не нравилось никому в Стамбуле. Из-за сокрушительного разгрома Сигизмунда под Смоленском в прошлом и позапрошлом году Газы смог совершить два крайне удачных нашествия на Речь Посполитую и Молдавское княжество. Много награблено. Большой полон. И, как следствие, много денег. Положение Крымского ханства стало слишком независимым, а старший сын Газы Тохтамыш в тех походах получил чрезмерное влияние и славу. Судя по всему, Ахмед ищет пути ослабления чрезмерно усилившегося вассала. Поэтому даже выделил ему тысячу янычар и два десятка пушек. Немного, но держать флаг вполне подходяще, да и с крепостями поддержка. Мы считаем, что Ахмед хочет растратить весь поднакопившийся жирок Крымского ханства в этой войне.

— А иные цели? Они есть?

— Разумеется. Минимально — освобождение мусульман из-под руки христианского монарха. Максимально — завоевание Москвы и возрождение Золотой орды или чего-то в этом духе. Но, скорее всего, он ориентируется на минимальные цели.

— Успех Тохтамыша реален?

— Вполне, — после короткой паузы ответил иезуит. — Положение Дмитрия крайне непростое.

— Почему? Ты же говорил, что он добился блистательного успеха в Ливонии. Да еще и эта авантюра с пинасом, который заставил за собой гоняться весь шведский флот.

Иезуит улыбнулся.

Дмитрий не делал секретов из своих успехов. Напротив. Он делился о них самыми подробными сведениями. Да с сочными комментариями. Так что эта история с пинасом изрядно повеселила всю Европу.

Опасаясь блокировки шведским военным флотом «купцов», перевозящих его армию морем, император решился на авантюру. Загрузив пинас «Марина» ротой гренадеров, он вышел в самый натуральный каперский рейд.

Досматривая шведских купцов, он изымал наличность и всякие ценности. Курсировал в основном у шведского побережья. Участвовал в десятке стычек с военными кораблями противника, каждый раз уходя за счет применения 3-фунтовых картечных гранат. Ими он бил из ручных мортир гренадеров. Те накрывали преследователя и выбивали команду, вынуждая прекратить преследование.

Апогеем его разбойной деятельности стало дерзкое нападение на шведский линейный корабль, стоящий на рейде недалеко от Стокгольма.

Утро. Густой туман. Тот стоял без всякой опаски с огнями.

И тут как чертик из бутылки выскочил пинас, привалился к нему бортом, и с него посыпались гренадеры. Дмитрий смог по огням опознать противника и приказал своему капитану совершить рисковый маневр. Десять минут боя, и экипаж новенького 50-пушечного линейного корабля «Яблоко[61]» оказался разгромлен и взят в плен. А дальше… пинас подцепил его канатом и, посадив на весла пленных шведских моряков[62], утащил прочь, пользуясь стоявшим густым туманом и штилем.

Об этом событии так бы ничего и не узнали, если бы несколько моряков с «Яблока» вовремя не прыгнули за борт, а потом, добравшись до порта, не рассказали о нападении. А неделю спустя возле Нарвы появилась «Марина» со своим трофеем.

Нагло, дерзко, решительно. Дмитрий сумел приковать к своему небольшому кораблю внимание всего шведского военного флота. И тем самым обеспечить проход в Нарву транспортов с армией.

— Вы правы, Ваше Величество, — кивнул иезуит. — Дмитрий добился поистине блистательных побед в Ливонии. Полный разгром численно превосходящей шведской армии в двух полевых битвах. Взятие без всякой осады, одним лишь натиском трех хорошо укрепленных городов. Захват абордажем двух линейных кораблей 4-го ранга и двух пинасов. Успешный каперский рейд. Все это — блистательно… но…

— Что?

— Он слишком хорошо начал. Его теперь испугались и владетельный дом Ваза, и Ольденбурги, и Гольштейн-Готторпы. А это серьезно. Особенно после его выходки в Риге.

— Это где он велел сжечь на очистительном костре пастора-кальвиниста, что обвинил императора в связях с нечистым? Дескать, только пособнику Сатаны могла прийти в голову такая крамольная мысль.

— Не совсем так, Ваше Величество. Сначала он отстоял службу в кафедральном соборе вместе с лучшими людьми города. Ее проводили в честь провозглашения провинции Ливония со столицей в Риге и освобождения ее от всяких державных налогов на пять лет. И только потом он под одобрительные крики толпы велел сжечь бедного пастора. Костер в этом случае всего лишь потеха для черни. Но то, что Дмитрий не только завоевал, но и расположил к себе Ливонию, не упустили ни в Стокгольме, ни в Копенгагене, ни в Варшаве[63]. Иначе как объяснить тот факт, что остатки завоеванных шведами герцогств добровольно пошли под руку Москвы после этих заявлений в Риге?

— Задвинское герцогство и Курляндия? Они все же полностью отошли ему?

— Присягнули во всяком случае. Как потом обернется — не ясно. Но сейчас — да, они стали его, войдя в провинцию Ливония.

— Так ты считаешь, что дом Ваза воссоединится в борьбе против Дмитрия?