Лжедмитрий Второй, настоящий

После этого обеда в Рим, в Ватикан к Папе Клименту Восьмому ушло очень длинное письмо папского нунция Рангони. О московском царевиче там были написаны такие строки:

«…Дмитрий – молодой человек, с хорошими манерами, смуглым лицом, с очень большой бородавкой на носу у правого глаза. Белые продолговатые кисти рук указывают на его высокое происхождение. Он говорит смело, в его походке и манерах есть что-то величественное. И эта величественность не натянута, естественна…

…Ему на вид двадцать четыре года, у него нет бороды. Он одарен чрезвычайно живым умом, весьма красноречив, держится безупречно, склонен к занятию науками, необычайно скромен и скрытен…»

Однако сам нунций Клавдий к Дмитрию в этот прием даже не подошел.

Под самый конец обеда Юрий Мнишек поднял серебряный кубок и предложил тост:

– За будущего царя Русии Дмитрия Ивановича!

И никто не отказался поддержать его.

* * *

И вот настал день 15 марта, день встречи короля и претендента.

Юрий Мнишек привез Дмитрия в Вавельский замок. Дежурный офицер королевской охраны встретил их карету у ворот, вспрыгнул на подножку и проводил до входа на парадную лестницу.

Дальше их встретил надворный маршал Петроконский и повел во внутренние покои. Пока они поднимались по лестнице, застеленной красным махровым ковром с медными перекладинами между ступенями, маршал успел шепнуть Мнишеку, что его величество желает принимать Дмитрия наедине, и Юрий Мнишек был оставлен в одиночестве в передней комнате.

Таким образом, Мнишек был резко поставлен на свое место и получил серьезный щелчок по носу.

Но король в приемном зале был не один. На аудиенции, кроме Сигизмунда, присутствовали еще четыре человека, четыре высших сановника: вице-канцлер Тылицкий, надворный маршал, виленский епископ Войка и папский нунций Клавдий Рангони. Очевидно, Сигизмунд придавал этой встрече чрезвычайное значение и хотел вести ее при очень серьезных свидетелях. Правда, свидетелей он выбрал сам.

Король принял царевича стоя. Он был в охотничьей одежде, со шляпой на голове. Он стоял, опершись левой рукой на маленький столик, правую руку он протянул Дмитрию для поцелуя. Дмитрий замешкался, не зная, как поступить, потом смиренно поцеловал ее.

– Говорите, – милостиво предложил король.

– Что говорить? О чем? – растерялся царевич.

– О вас, юноша. Что привело вас в наше государство? Почему именно сейчас?

– Ваше королевское величество, – начал Дмитрий, – я все объясню. Вы, наверное, знаете легенду Геродота о сыне царя Креза.

Сигизмунд как-то неопределенно кивнул головой.

– Я вам ее напомню. У Креза был сын, онемевший в детстве. И вот во время осады Сард юноша увидел, что какой-то перс поднял меч на отца. И вдруг он прокричал: «Солдат, не убивай царя лидийского!» Так и я, ваше королевское величество, молчал до тех пор, пока не увидел всех бедствий моей страны, страдания народа, убийцу и узурпатора на отцовском троне. Я заговорил, чтобы просить помощи у короля польского. Я знаю, что многие принцы получали ее в Кракове и что это согласуется с традициями польской нации.

Претендент король и все присутствующие выдержали долгую паузу. Дмитрий решил дополнить свою речь:

– Ваше королевское величество, я напомню вам, что вы сами родились узником во время заключения в крепость вашего отца Иоанна, которого преследовал его брат король шведский Эрик. И простите мне дерзкие слова, но я надеюсь не только на вас, я надеюсь на Всевышнего Отца, под властью которого все мы пребываем и который не раз выказывал к вам свое благоволение. Я думаю сейчас не только о своей выгоде, но и о пользе для всего христианского мира.

Сигизмунд дал царевичу знак удалиться.

Мнишек с нетерпением ждал его в приемной.

– Ну как? – тихо спросил он Дмитрия.

– Еще не знаю, – так же тихо ответил Дмитрий. – Аудиенция не закончена.

Мнишек хотел еще что-то спросить, но царевич, привыкший ко всяким русским подслушиваниям, приложил палец к губам. Он только добавил:

– Как хорошо держится ваш король. Сразу видно, что это потомок Вазы.

В молчании прошло несколько минут. Наконец Дмитрия снова пригласили в приемный зал. В этот раз беседа пошла значительно живее. Очевидно, Дмитрий произвел хорошее впечатление, решено было его не зачеркивать, а как следует расспросить.

– Объясните, – попросил король, – почему в Угличе было убито тридцать детей в ту ночь, когда хотели убить вас?

– Ваше величество, я был вывезен из города четырех лет от рождения. Там вместо меня держали другого мальчика. Это он один был убит людьми Годунова. Я только утверждал, что если бы надо было убить тридцать детей, чтобы среди них оказался я, то они и перед этим бы не остановились.

– Почему вы не поехали к Сапеге, когда там был присланный царем московским дьяк Смирной-Отрепьев? – спросил виленский епископ Войка. – В Москве вас считают беглым монахом. Отчего бы вам не показаться вашему «дяде» и таким образом разрешить все сомнения?

Надворный маршал Петроконский добавил:

– Смирной-Отрепьев заявил, если вы не его племянник, он первым признает вас царевичем.

Дмитрий на секунду задумался, потом сказал: