Лжедмитрий Второй, настоящий

Порядок в войске Дмитрия, снаряжение войска, удовольствие, с которым ему служили поляки, русские и казаки, расстроили бояр. Шла очень большая сила, что-то новое надвигалось на Русию.

Вдруг проявилась милость молодого государя: некоторые посланцы были возвращены и допущены к его царской особе персонально. Это были князь Трубецкой, князь Воротынский и думный дьяк Афанасий Власьев.

Воротынского вернули, может быть, из-за фамилии.

А князь Шереметьев сильно затаил.

* * *

Оставалось последнее.

В обычный городской дом, куда за день до этого на простой телеге привезли всю семью Бориса Годунова, явились зловещие гости: князья Голицын и Рубец-Мосальский с боярами Молчановым и Шерефединовым. С ними был отряд стрельцов в голубых кафтанах.

Мосальский с тремя конными боярами остался снаружи, остальные, в один мах соскочив с коней, вошли в дом.

Стрельцы быстро и по-деловому удавили царицу Марию Федоровну загнали царицу Ксению в дальнюю комнату и встали в стороне. А Молчанов и Шерефединов с начальником стрельцов занялись царевичем.

Шестнадцатилетний царевич отчаянно сопротивлялся. Он выхватил саблю и бросился на Молчанова.

Хорошо вооруженный, в кольчуге, опытный Молчанов, наверное, в эту минуту легко мог бы убить Федора ударом в шею, но он очень хотел попасть мечом в мужское место государя, поэтому просто увернулся.

Двое других убийц тоже набросились на юношу и кололи и рубили его изо всех сил, единственно стараясь не уродовать лицо.

Они несколько раз с силой швыряли юношу на пол, и Молчанов все норовил ударить его в половые органы, и каждый раз царь изворачивался.

Самый образованный в стране юноша был безжалостно и спокойно убиваем. А по стенам стояли и спокойно смотрели на это голубокафтанные, много чего видевшие стрельцы.

Наконец Молчанов ударил мечом туда, куда хотел. Царевич взвыл и стал корчиться с плачем и со стонами на полу. Молчанов и Шерефединов спокойно и удобно добили его.

– Все! – довольно сказал Михаил Молчанов. – Кончился корень Борисов!

Часть пятая INPERATOR ВСЕЙ РУСИИ

Войска Дмитрия под истошный, ни на секунду не прекращавшийся звон колоколов в строгом порядке вступали в город.

Первыми двигались польские части. Это была последняя тысяча рыцарей – остаток большой армии, вышедшей год назад вместе с Дмитрием из Польши.

Перед ними несли яркие, горящие на солнце шелковые и бархатные хоругви, обрамленные серебром и золотом. На иных были пулевые и ядерные пробоины.

Тщательно вычищенные оружие и латы, порядок в частях сильно расстроили только что грабивших и все громивших москвичей. По каждой детали, по манере воинов было видно, что это профессиональные, наемные части. И что они быстро и жестоко выполнят любой приказ командира.

Проход польских частей сопровождался громкой походной музыкой: гремели барабаны, трубили трубы, звенели литавры.

Дальше двигались отборные части стрельцов в красных с золотом кафтанах. Они шли попарно, сопровождая служебные царские кареты, запряженные шестерней. Они же вели двести прекрасных одномастных царских лошадей.

За ними следовал живой, вращающийся, перетекающий из ряда в ряд пестрый отряд боярской молодежи.

Их было не менее трехсот. Все они были в нарядных ярких шитых золотом кафтанах. Все были радостно возбуждены и счастливы.

За ними шло духовенство в светлых ризах, с иконами, с хоругвями, с Евангелиями, с пением. Его шествие возглавлял Рязанский патриарх Игнатий – грек по происхождению. Он первый из высших святителей признал Дмитрия государем.

Замыкали шествие казацкие полки. Они пытались подражать полякам в строгости строя, в гордости посадки, в щеголеватости. Но все равно чувствовалось, что это не регулярные части, а сборное, хотя и профессиональное войско. И снова шли поляки.

Ладные и сильные, как обезьяны, ребята Скотницкого, а их к тому времени набралось до двух тысяч, без промедления занимали самые удобные для наблюдения места: стены, крыши, комнаты верхних этажей, выбрасывая оттуда всех и вся.

У них были классные легкие луки и пищали.

Дмитрий, окруженный военачальниками, в кафтане, сверкающем золотом, на высоком черном коне, был самой заметной фигурой, и тысячи лиц с напряжением вглядывались в него: Отрепьев – не Отрепьев? Самозванец – не самозванец? Поляк – русский? Солнце ясное или садист-пыточник?

Толпа располагалась по всему пространству города. Все деревья, балконы, крыши, арки были заполнены людьми.

Иногда какая-нибудь мощная ветка рушилась под тяжестью любопытных людей и, к радости других горожан, с треском летела вниз.

Случались в толпе и первейшие русские бояре, переодетые простым народом. При виде царевича они переглядывались и перешептывались. Какое-то недоумение проявлялось на их лицах. Не того ждали.

Процессия дошла до Лобного места. Здесь Дмитрий остановился, снял шапку, закрыл лицо руками и некоторое время постоял неподвижно. Людское море в эту секунду замерло – каждый человек стоял не дыша.

С Лобного места Дмитрий проследовал в Архангельский собор. И море снова ожило, зашевелилось, заговорило. Все лица, как подсолнухи, повернулись ему вслед.