Лжепророки последних времён. Дарвинизм и наука как религия

Большинство математиков и химиков усомнились в христианстве и сделались деистами: им нельзя быть атеистами, как открывшим множество чудных законов в природе и уверенным в их бесчисленном множестве, свидетельствующим о беспредельном уме Творца и о беспредельности свойств Его. Впали эти личности в деизм единственно потому, что пред ними оклеветана и искажена Вера (Прибавление к «Слову о смерти»).

Фрагмент 3

Все великие учёные, математики и естествоиспытатели, как-то: Ньютон, Лейбниц, Неккер, – не только были деистами, но и признавали христианство. Безбожниками были почти все софисты, не знавшие положительных наук и предававшиеся необузданному умствованию и мечтательности (О необходимости Собора по нынешнему состоянию Российской православной церкви)[319].

4.4. Комментарий Валентина Катасонова

Многие учёные впадают в гордыню, полагая, что они всё знают. Это не только духовное помрачение, но и признак того, что такой учёный знает очень мало. Как он отличается от древнегреческого философа Сократа, который воскликнул: «Я знаю, что я ничего не знаю»! А про некоторых современных ему самодовольных «мудрецов» Сократ говорил: «Они даже не знают, что они ничего не знают».

Многие Святые Отцы вспоминали эти слова Сократа, раскрывая их духовный смысл. Например, преподобный Исидор Пелусиот говорил: «…я ясно знаю то, что ничего не знаю. Если же и будет что сказано чего-либо стоящее, то вину сего приписать должно Богу, для пользы слушателей умудряющему нередко невежд»[320]. А вот слова священномученика Петра Дамаскина: «Кто думает, что он имеет знание, тот пребывает худшим невежды… Есть невежество, превосходящее всякое невежество: когда кто-либо не знает и того, что он не знает»[321].

Похожие мысли высказывал Блез Паскаль (1623–1662), великий учёный, сделавший фундаментальные открытия в математике и физике. Он писал: «Науки имеют две соприкасающиеся между собой крайности: первая – это полное естественное неведение, в котором находятся все люди при рождении; другой крайности достигают великие души, которые, пройдя всё доступное людям знание, убеждаются, что они ничего не знают и, таким образом, приходят к тому же неведению, с которого начали. Но это неведение учёное, сознательное. Вышедшие из естественного неведения и не достигшие неведения сознательного принимают некоторый оттенок самодовольного знания и разыгрывают из себя знатоков. Они смущают мир и обо всём судят хуже прочих»[322]. Остроумно о книжной учёности выразился французский философ Мишель Монтень (1533–1592): «Книжная учёность – украшение, а не фундамент».

В пьесе А.С. Грибоедова «Горе от ума» её герой Скалозуб выразил отношение старшего поколения начала XIX века к тем научным идеям, которые стали приходить в Россию из Европы: «Учёностью меня не обморочишь». Увы, к тому времени, когда святитель Игнатий писал свои труды, многие псевдонаучные идеи, пришедшие с Запада, успели «обморочить» большую часть молодёжи. В основном это были ещё идеи не естественнонаучные, а философские (материализм, рационализм, позитивизм, гуманизм и прочие «измы»), социологические (например, теория Мальтуса), политэкономические (Адам Смит, Давид Рикардо и др.). Эти псевдонаучные идеи взрыхляли почву общественного сознания в России для того, чтобы оно могло воспринять идеи марксизма и дарвинизма.

А вот выдержка из письма преподобного Амвросия Оптинского, в котором старец сравнивает учёных первых веков Христианства и учёных своего времени: «Советую вам купить недавно вышедшую книгу: “Жизнь Григория Богослова”, составленную архимандритом Агапитом. Сами прочтите её и дайте прочитать вашему сыну. Тогда увидите, каковы были учёные в IV веке по Рождестве Христовом. Сравните их с учёными настоящего времени. Тогдашние учёные, как Василий Великий и Григорий Богослов, несмотря на то что были люди высокого учения и высокой нравственности, по христианскому смирению презирали земную славу и земные удовольствия и стремились к одним духовным вечным благам. А нынешние учёные следуют ли их примеру? Не большая ли часть из них преклоняется к земной славе, к земным наслаждениям и к приобретению благ временных, растворяя всё это горделивым сознанием своего недостойного достоинства?»[323].