Тебе и тебе подобным ваши юность и воспитание представляются чем-то мистическим, подобием мифа. Для меня первые двадцать лет моей жизни — это открытая книга, школа и дом, школа и дом, друзья здесь, друзья там. Для тебя они — лишь декорации великого мира фантазий, в который ты должен бесконечно возвращаться. "Бесценная моя, ты не понимаешь…" — я просто слышу, как ты произносишь эти слова, с которыми поколения мужчин обращались, похныкивая, к своим женщинам. Но в том-то все и дело! Я не понимаю. И даже если бы ты владел силой убеждения большей, чем та, которой ты располагаешь, то все равно никогда не заставил бы меня понять. Потому что тут и понимать-то нечего! Вот что следует понять
Гам, донесшийся от "Митры", соседствующего с "Бараньей лопаткой" паба, заставил Адриана взглянуть на другую сторону улицы. Оба заведения уже закрывались. Хозяин "Митры" выпроваживал громогласную подвыпившую компанию. Чуть в стороне от него Найджел запирал на ночь дверь "Лопатки". Но внимание Адриана привлекло нечто, находящееся над головой Найджела. Одно из верхних окон — окно той самой приватной трапезной, которую он совсем недавно оставил, — располагалось прямо над входом в паб. И Адриан увидел в нем четкий силуэт стоявшего спиной к окну мужчины. Может, это Трефузис, произносящий тост? Адриан вгляделся. Нет, определенно не Трефузис.
Адриан решил подождать, пока разбредутся покинувшие "Митру" гуляки. Те простояли у паба сто, как ему показалось, лет, оглашая улицу пьяным гоготом, но наконец с криками потопали к мосту Магдалины и скрылись из виду. Улица опустела. Адриан перешел ее, направляясь в узкий тупичок, отделяющий один паб от другого. На первом этаже "Бараньей лопатки" было пусто. Адриан огляделся в поисках ящика или проволочной корзины из-под пивных бутылок, на которую можно было бы взобраться. В самом конце тупичка стоял пластмассовый бак для мусора со сделанной белой краской надписью: "Только "Митра"!" — восклицательный знак содержал в себе всю историю ожесточенного соперничества двух пабов, жалкого и комичного, еще успел подумать Адриан. Он подтащил бак к окну первого этажа "Лопатки" и, утвердив на крышке бака левую ногу, попробовал подтянуться, однако крышка не выдержала, и нога Адриана по самое бедро ушла в отбросы. Боль продрала живот, от поднявшейся вони на Адриана нахлынула тошнота. То, что любая выброшенная человеком дрянь, проведя хоть какое-то время в мусорном баке, начинает смердеть в точности как весь прочий мусор, всегда оставалось для него загадкой. Изо всех сил стараясь не дышать, он перевернул бак и проверил, выдержит ли днище его вес. Днище выдержало, и Адриан, поставив ногу на подоконник, распрямился. Голова его находилась теперь не более чем двумя футами ниже окна второго этажа. Он услышал голос Хэмфри Биффена:
— Я все еще не очень уверен в том, как нам считать очки.
— Виноват? — произнес Сабо.
— Ну, Дональд опять победил. Тут сомневаться нечего, — сказала Нэнси. — Даже если совсем не брать в расчет "Темного врана". В конце концов, его использовали обе стороны. Результат был бы тем же и без него. Он лишь добавил всему пикантности. Признайся, ты не учел правил Уолтона и искренне поверил, что завладел половиной "Мен-дакса": ну и продулся, ведь так, Дэвид?
— Хрен с вами со всеми, — пророкотал голос дяди Дэвида. — Дональд изменил правила в середине игры! Превратил ее в какой-то недопеченный романчик, лишь бы получить возможность перекинуть через колено и выпороть моего постреленка племянника. Хотя порку-то он более чем заслужил, не спорю.
— Что ж, это и тебе давало полшанса, — сказала Нэнси. — Но ты проиграл по всем статьям, и сам это понимаешь.
– Ха! Вы меня еще плохо знаете. Будете мне грубить, я устрою следующий тур в Ливане, поймете тогда, почем фунт лиха.
— Как ты станешь объясняться со своей конторой? — спросил Хэмфри.
— А никак. Ну, потратил немного денег на слежку за Штефаном. Слетал пару раз в Зальцбург. Активизировал в Будапеште Слесаря. Ленивому прохвосту давно уже следовало врезать сапогом по заднице.
Кому от этого стало плохо? Весь мир знает, Дональд, что ты — мой Мориарти. Начальство позволяет мне время от времени вгрызаться в тебя, просто чтобы задобрить сидящую во мне бешеную собаку. Я так думаю, им приятно сознавать, что и во мне присутствует нечто человеческое.
— А когда вы начнете следующую игру? — спросил другой Сабо.