— Я думаю, это хорошая мысль, дорогой. Независимости у тебя там будет куда больше, чем в школе. И отец согласен. Ты сможешь ездить автобусом в Глостер и каждый вечер возвращаться домой. А после, когда сдашь экзамен повышенного уровня, поступишь в Кембридж. Да и все говорят, что это очень приличный колледж. Сын Фосеттсов — Дэвид, кажется? — тоже учился там, когда его… после того, как покинул Харроу, так что я уверена, все будет хорошо.
— Ты хочешь сказать, это единственное место на мили вокруг, куда принимают тех, кого выставили из школы?
— Дорогой, это не…
— Как бы там ни было, я не хочу держать экзамен повышенного уровня и не хочу поступать в Кембридж.
— Ади, ну конечно же хочешь! Только подумай, как ты будешь потом жалеть, если не воспользуешься этой возможностью.
Возможностью Эйдриан не воспользовался, и лекциями тоже. Их заменили кинотеатр «Эй-би-си» и кафе «Стар», где он играл в пинбол и три листика.
«Обсудите использование Лоуренсом в „Сыновьях и любовниках“ внешнего пейзажа в его отношении к внутренней драме».
«Только о связи… Как связаны в „Говард-Эндс“ Шлегели и Уилкоксы?»
«Сравните и противопоставьте различное использование пейзажа и природы в поэзии Шеймаса Хини и Теда Хьюза».
Неожиданно его увертливый ум оказался бесполезным. Неожиданно мир стал тусклым, липким и недобрым. Будущее лежало за спиной Эйдриана, впереди же он видел одно только прошлое.
Прощай, Глостер, прощай, Страуд.[109] По крайней мере, он последует литературному примеру. Когда Лори Ли[110] летним утром покинул свой дом, то унес с собой гитару и благословение родных. У Эйдриана же имелся экземпляр «Антигоны» Ануйя, которую он намеревался почитать во время ланча в виде слабенькой подготовки к послеполуденному экзамену по французской литературе, и пятнадцать фунтов из сумочки матери.
В конце концов его согласился подвезти направлявшийся в Станмор водитель грузовика.
— Могу сбросить тебя, если хочешь, где-нибудь на Северной кольцевой.[111]
— Спасибо.
Северная кольцевая… Северная кольцевая. Это, надо полагать, какая-то дорога?
— Э-э… а до Хайгейта от Северной кольцевой далеко?
— От Голдерз-Грин можно быстренько доехать автобусом.
В Хайгейте жили Хэрни. Может, удастся напроситься к ним на пару ночей, пока он будет решать, что делать дальше.
— Кстати, меня зовут Джек, — сказал водитель.
— Э-э… Хэрни, Хьюго Хэрни.
— Хэрни? Занятная фамилия.
— Я был знаком с девушкой, которую звали Джейн Клиттор. Могли бы и пожениться.
— Правда? И что у вас не сложилось?
— Да нет. Я к тому, что ее звали Клиттор. Вроде как женский хер.
— А, ну да, ну да.
Дальше ехали в молчании. Эйдриан предложил Джеку сигарету.
— Нет, спасибо, друг. Пытаюсь бросить. Добра от них в моем деле мало.
— Да, наверное.
— Так ты чего, сбежал, что ли?
— Сбежал?
— Ага. Тебе сколько?
— Восемнадцать.
— Иди ты!
— Ну, скоро будет.
Мать Хэрни застыла в дверном проеме, подозрительно оглядывая Эйдриана. Видимо, волосы у него были длинноваты.
— Я друг Уильяма. По школе.
— Он в Австралии. Отдыхает перед Оксфордом.
— А, да, конечно. Я просто… ну, знаете, подумал… Не беспокойтесь. Просто проходил мимо.
— Я скажу ему, что ты заглядывал, если он позвонит. Ты в Лондоне остановился?
— Да, на Пикадилли.
— На Пикадилли?
— А что с ней не так?
— Да просто не самое лучшее место.
Автоматы для игры в пинбол, обнаруженные им на Пикадилли, оказались снабженными более чувствительными механизмами качания, чем те, к которым Эйдриан привык в Глостере, так что повторных игр он получил не много. При таких темпах больше часа ему не протянуть.
Мужчина в синем костюме подошел к нему сзади и скормил машине монету в пятьдесят пенсов.
— Играйте, — в отчаянии сказал Эйдриан, со щелчком отпуская кнопку управления, пока последний его серебристый шарик выкатывался из игры. — Я закончил. Похоже, мне эту чертову штуку не одолеть.
— Нет-нет-нет, — сказал мужчина, — это я за тебя заплатил. Попробуй еще раз.
Эйдриан удивленно обернулся:
— Что ж, очень мило с вашей стороны… но вы уверены?
— Безусловно.
Скоро подошли к концу и эти пятьдесят пенсов.
— Пойдем выпьем, — предложил мужчина. — Тут за углом есть бар.
Они покинули звякающую, погуживающую, полную напряженной, затравленной сосредоточенности игровую аркаду и, пройдясь по Олд-Комптон-стрит, зашли в маленький паб на боковой улочке. Бармен не стал интересоваться возрастом Эйдриана, что было для того непривычным облегчением.
— Не видел тебя здесь раньше. Всегда приятно встретить кого-то нового. Безусловно.
— Я думал, в Лондоне никто никого не знает, — сказал Эйдриан. — Ну, то есть, здесь же все больше туристы вертятся, верно?
— О, не уверен, — ответил мужчина. — Тебя еще ждут сюрпризы. На самом деле это большая деревня.
— Часто играете в пинбол?
— Я? Нет. У меня офис на Чаринг-Кросс-роуд. Просто заглядываю в аркаду почти каждый вечер, по дороге домой. Безусловно.
— Понятно.
— Я сначала принял тебя за девушку — волосы… и прочее.
Эйдриан покраснел. Он не любил напоминаний о том, как долго еще ему дожидаться бороды.
— Не обижайся. Я не в осуждение… тебе это идет.
— Спасибо.
— Безусловно. Безусловно-но.