Эрнест снова положил руку ей на голову. «Боже, мне нравится прикасаться к этой женщине. И это ее страстное желание быть моей любовницей – видит бог, я могу ее понять. Сколько раз меня охватывало желание? Мне жаль ее. И я понимаю, что она имеет в виду, когда говорит о случайностях, которые предопределили наши отношения. Мне это тоже не нравится. Лучше бы я был ее любовником, чем терапевтом. Я бы с удовольствием оказался сейчас на полу рядом с ней, раздел бы ее. Мне бы хотелось ласкать ее тело. Кто знает? Что, если мы бы действительно познакомились в книжном магазине? Что, если бы мы стали любовниками? Может, она права, и я бы тогда мог предложить ей намного больше, нежели будучи ее терапевтом! Но мы никогда этого не узнаем, потому что проверить нам не удастся».
«Каролин, все, о чем вы просите, – перевести стрелки часов назад, стать любовниками… Я буду с вами откровенен… этому искушению подвергаетесь не только вы, ведь ваше предложение звучит крайне заманчиво и для меня. Думаю, нам могло бы быть очень хорошо вдвоем. Но, боюсь, стрелки этих часов, – Эрнест показал на часы, спрятанные в его книжном шкафу, – мы перевести назад не можем».
Говоря это, он продолжал теребить волосы Кэрол. Она сильнее прижалась к его ноге. Внезапно он убрал руку: «Прошу вас, Каролин, вернитесь на свой стул, я хочу сказать вам что-то важное».
Он молчал, когда Кэрол быстро поцеловала его колено и села на свое место.
«Вернемся немного назад, – сказал Эрнест, – и посмотрим, что здесь происходило. Позвольте мне описать сложившуюся ситуацию так, как вижу ее я. Вы оказались в бедственном положении. Вы обратились ко мне за помощью как к специалисту по психическому здоровью. Мы встретились и заключили договор, в соответствии с которым я обязался помочь вам в вашей борьбе. Интимный характер наших встреч стал причиной зарождения у вас любовного чувства по отношению ко мне. Боюсь, я не могу утверждать, что в этом нет моей вины. Я понимаю, что мое поведение – я обнимал вас, касался ваших волос – только разжигало страсти. И меня серьезно это беспокоит. В любом случае я уже не могу внезапно передумать, воспользоваться вашим состоянием и удовлетворить с вами свою похоть».
«Но, Эрнест, вы забываете главное. Я уверена, что, став моим любовником, вы будете самым лучшим терапевтом для меня. Пять лет мы с Ральфом…»
«Ральф – это Ральф, а я – это я. Каролин, наше время подошло к концу, поэтому нам придется продолжить этот разговор в следующий раз. – Эрнест встал, показывая, что сеанс окончен. – Но позвольте мне сделать еще одно, последнее замечание. Надеюсь, в нашу следующую встречу нам удастся начать искать способы применения того, что я действительно могу вам предложить, вместо того чтобы проверять меня на прочность».
Обнимая Эрнеста на прощание, Кэрол сказала: «Я тоже хочу кое-что сказать на прощание, Эрнест. Вы так старались убедить меня в том, что я не должна идти дорогой моей матери, что я не должна снимать с себя ответственность за ход моей жизни. Здесь и сейчас я последовала вашему совету и попыталась улучшить свою жизнь. Я знаю, чего – и кого – я хочу, и я пыталась добиться этого. Вы сказали, что я должна жить так, чтобы ни о чем не жалеть в будущем, и именно это я делаю».
Эрнест не смог найти достойного ответа.
Глава 18
У Маршала выдался свободный час, и он сидел в кабинете, с любовью рассматривая бонсай с кленовой рощицей: девять очаровательных крошечных кленов с алыми листочками, почти пробившиеся почки. В прошлые выходные он пересадил их. Осторожно орудуя деревянной палочкой, он очистил корни деревьев и рассадил их в огромной голубой керамической чаше по традиционному обычаю: две неравные группки – в одной шесть, в другом три деревца, между которыми – крошечный серо-розовый камешек-голыш, привезенный из Японии. Маршал заметил, что один из кленов в большей группке начал наклоняться и через несколько месяцев будет мешать расти соседнему деревцу. Он отрезал кусочек медной проволоки, аккуратно обмотал им ствол своенравного растения и легонько отвел его назад, придавая более вертикальное положение. Каждые несколько дней он будет чуть дальше оттягивать проволоку, а через пять-шесть месяцев освободит ствол, чтобы не повредить нежный ствол клена. О, если бы психотерапия могла бы действовать с той же непосредственностью.
В другой момент он бы попросил жену направить клен-кочевник на путь истинный, но в выходные они рассорились и три дня не разговаривали. Эта последняя ссора была лишь одним из симптомов отчуждения, которое накапливалось годами.