Лжец на кушетке

«Эрнест – хороший парень. Нет, больше, чем просто хороший парень. На самом деле он хороший терапевт. Я шутил, что он так много ест, потому что слишком сильно выкладывается в работе с пациентами: вся эта чрезмерная вовлеченность, он позволяет высасывать из себя все соки. Но если бы мне сейчас нужно было обратиться к терапевту, я бы выбрал как раз такого, который склонен отдавать пациентам всего себя. Если я не смогу в ближайшее время выбраться из этого ада и мне придется передать кого-то из моих пациентов другому терапевту, я бы отправил некоторых к Эрнесту».

Маршал встал: «Время вышло, Кэрол. Спасибо, что уделили мне несколько лишних минут».

 

Кэрол никак не могла расспросить Маршала о его отношениях с женой. Возможно, она не решалась сделать это из-за своего собственного неудачного семейного опыта. И наконец однажды, после того, как Маршал несколько раз повторил, что Кэрол – единственный человек, с которым он может говорить по душам, она взяла быка за рога и спросила, почему он не может поговорить с женой. По реакции Маршала она поняла, что он не говорил Ширли о нью-йоркской части мошенничества. И о том, насколько велико было его горе. И о том, что он нуждается в помощи.

Маршал объяснил, что не говорил об этом Ширли потому, что не хотел прерывать ее месячную медитацию в Тассайаре. Кэрол понимала, что это рационализация: действия Маршала были мотивированы не тактичностью, а безразличием и чувством стыда. Маршал признавал, что мысль поделиться с Ширли даже не приходила ему в голову, что он был поглощен своим внутренним состоянием, что они с Ширли жили сейчас в разных мирах. Взяв на вооружение советы Эрнеста, Кэрол не отступала:

«Маршал, скажите, что бы вы сделали, если бы один из ваших пациентов полностью прекратил общение с женой, с которой прожил двадцать четыре года? Что бы вы ему сказали?»

Как Эрнест и предполагал, Маршал встал на дыбы:

«Ваш кабинет – это единственное место, где я не должен быть психотерапевтом. Будьте последовательны. Вчера вы ругали меня за то, что я не позволяю заботиться о себе, а теперь пытаетесь заставить меня быть терапевтом даже здесь».

«Маршал, разве не глупо не использовать все средства, в том числе ваш опыт и ваши обширные познания в области психотерапии?»

«Я плачу вам за оказание квалифицированной помощи. Самоанализ меня не интересует».

«Вы называете меня экспертом, а сами отказываетесь прислушаться к мнению специалиста».

«Это уже софистика».

И снова Кэрол процитировала Эрнеста:

«Правда ли это, что вы не просто хотите, чтобы о вас позаботились? Можно ли сказать, что истинной вашей целью является автономия? Что вы хотите научиться заботиться о себе сами? Стать себе отцом и матерью?»

Маршал покачал головой, пораженный способностями Кэрол. Ему оставалось только задать себе вопросы, жизненно важные для выздоровления.

«Хорошо, хорошо. Вы хотите узнать, что случилось с моей любовью к Ширли? Как-никак, мы были отличными друзьями и любовниками с шестого курса. Итак, как и когда все это исчезло?»

Маршал попытался ответить на поставленные им самим вопросы: «Наши отношения начали портиться несколько лет назад. Кажется, когда наши дети вошли в подростковый возраст, Ширли потеряла покой. Обычное явление. Снова и снова она говорила, что не смогла самореализоваться, что меня полностью поглотила работа. Я думал, что проблемы будут решены, если она выучится на терапевта и мы с ней будем практиковать вместе. Но мой план дал обратный эффект. После аспирантуры она начала критиковать психоанализ. Она избрала для себя как раз те подходы, которые вызывают наибольшее мое неодобрение: еретические альтернативные духовно ориентированные методы, в частности ориентированные на восточные медитативные техники. Уверен, что она сделала это специально».

«Продолжайте, – подгоняла его Кэрол. – Определите круг важных вопросов, которые я должна вам задать».

Маршал нехотя выжал из себя еще несколько: «Почему Ширли никогда не пыталась узнать от меня тонкости психоаналитической терапии? Почему она сознательно игнорирует меня, противоречит мне? До Тассайары всего три часа езды. Я мог бы поехать к ней, рассказать ей о своих чувствах, попросить ее обсудить со мной ее выбор терапевтических подходов».

«Вы правы, но я говорю не об этом, – сказала Кэрол. – Эти вопросы касаются ее. А что вы можете сказать о себе?»

Маршал кивнул, словно показывая Кэрол, что она на правильном пути.

«Почему я так мало говорил с ней о том, что ее интересует? Почему я приложил так мало усилий – почему я вообще не старался понять ее?»

«Иначе говоря, – предположила Кэрол, – почему вы старались понять не ее, а ваших пациентов?»

Маршал опять кивнул: «Можно сказать и так».

«Можно?» – переспросила Кэрол.

«Да, вы действительно правы», – согласился Маршал.

«Какие еще вопросы вы задали бы пациенту в такой ситуации?»