Лжец на кушетке

Начал накрапывать дождь. Стекло запотело. Шелли включил «дворники» и обогреватель стекла, остановился, чтобы заплатить положенные три доллара на выезде из «Golden Gate», и выехал на Ломбард-стрит. Ему плохо удавалось строить планы, но сейчас, чем больше он думал об этом, тем отчетливее понимал, что поставил на кон: свое членство в компании игроков, свою гордость, свою самооценку как игрока. Не говоря уже о браке – он тоже был поставлен на карту!

Норма знала о его страсти к азартным играм. Еще до их свадьбы, восемь лет назад, она имела длительный разговор с его первой женой, которая ушла от него за шесть лет до этого, когда после его участия в игорном марафоне во время круиза по Багамам четыре валета лишили их всех сбережений.

Шелли действительно любил Норму, и все его клятвы были искренними: прекратить играть, записаться в Клуб анонимных игроков, передать ей свои активы и позволить ей заниматься всеми финансовыми вопросами. Помимо этого, в приступе добросовестности Шелли даже предложил поработать над этой проблемой с любым терапевтом по ее выбору. Норма выбрала терапевта, к которому ходила несколько лет назад. Он лечился у этого сопляка-мозгоправа несколько месяцев. Только время зря потерял; он вообще не помнил, о чем они говорили. Но это стало хорошим вложением капитала: закрепило их сделку, и Норма поняла, что он серьезно относится к своим клятвам.

И Шелли по крупному счету свое слово держал. Он перестал играть в азартные игры, кроме покера. Перестал делать ставки на футбольные и баскетбольные матчи, распрощался с Сонни и Ленни, своими букмекерами с незапамятных времен. Ушли в прошлое Вегас и Рино. Он отказался от подписки на журналы «Мир спорта» и «Карточный игрок». Единственное спортивное мероприятие, на которое он продолжал делать ставки – это U.S. Open^[25]; он знал, как обращаться с теннисными таблицами. (Но потерял кучу денег, поставив на Макенроя в турнире с Сампрасом.)

И до тех самых пор, пока полгода назад не развалилась «Digilog», он исправно переводил свои чеки на Норму. Она, разумеется, знала о том, что он играл в покер, и дала ему на это особое разрешение. Она думала, что они играют на пять-десять долларов, и иногда охотно выдавала ему пару сотен – Норме нравилось, что ее муж общается с самыми богатыми и самыми влиятельными бизнесменами Северной Калифорнии. Кроме того, некоторые игроки даже обращались к ней за юридическими услугами.

Но были две вещи, о которых Норма не знала. Во-первых, ставки. Ребята были с этим очень осторожны: наличных денег на столе быть не должно, только фишки, для которых у них были свои названия: «четвертаки» (двадцать пять долларов), «полтинники» (пятьдесят долларов) и «баксы» (сто долларов). Иногда кто-нибудь из ребят привозил на игру детей, но они, посмотрев пару сдач, так и не понимали реального размера ставок. Иногда Норма встречала кого-нибудь из игроков или их жен на светских мероприятиях – на свадьбах, на крестинах, на бар мицва^[26], и Шелли содрогался при мысли, что она может узнать, сколько он проиграл или насколько велик риск. Но ребята, храни их господь, знали, что можно говорить, а что нет, так что никто из них ни разу не проболтался. Это было одним из тех правил, о которых никто никогда не говорил, но все знали.

Еще Норма не знала о его покерном счете. Между женитьбами Шелли сколотил небольшой капитал – шестьдесят тысяч долларов. Он был прекрасным продавцом программного обеспечения… когда решал поработать. Двадцать тысяч он внес в семейный бюджет, но сорок тысяч стали его покерным фондом, и он скрывал его от Нормы на секретном счету в банке «Уэллс Фарго». Он думал, что сорока тысяч ему хватит на всю жизнь, что эта сумма сможет окупить любую полосу невезения. И так оно и было. Целых пятнадцать лет. До этого дня – до начала полосы дьявольского невезения!

Ставки постепенно росли. Он начал было протестовать против этого, но делать из этого трагедию постыдился. Чтобы игра была действительно азартной, нужны были большие ставки. Проигрыши должны быть ощутимыми. Проблема была в том, что у остальных было слишком много денег: крупные ставки для них были мизером. А что ему оставалось делать? Унижаться, объяснять им: «Простите, ребята, но у меня нет денег, чтобы играть с вами в карты. Я слишком беден, слишком труслив, я, черт возьми, неудачник, не ровня вам»? Он никогда бы не смог сказать им это.

Но теперь его покерный фонд иссяк, остались только четыре тысячи. Слава богу, Норма так и не узнала о сорока тысячах. Иначе ее бы и след простыл. Норма ненавидела азартные игры, потому что ее отец потерял их дом на биржевых торгах; он не играл в покер (он был церковным дьяконом, образцом честности и благопристойности), но фондовая биржа, покер – не все ли равно! Шелли всегда думал, что на фондовых биржах играют сосунки, у которых кишка тонка для покера!