Лжец на кушетке

«Деньги, деньги, деньги… Кэрол, неужели мы не можем поговорить о чем-нибудь другом? Давайте я расскажу вам одну историю о моем отце, и все вопросы о моем отношении к деньгам отпадут сами собой. Это произошло, когда я был совсем маленький, но я слышал эту историю еще много раз — она стала частью семейного фольклора». Маршал медленно расстегнул «молнию» на спортивной куртке, снял ее и, проигнорировав протянутую руку Кэрол и предложение повесить ее на вешалку, бросил куртку на пол рядом со своим стулом.

«У него была крошечная бакалейная лавка — шесть на шесть метров, на перекрестке Пятой улицы и Р-стрит в Вашингтоне. Мы жили над магазином. Однажды в лавку зашел покупатель и попросил пару рабочих перчаток. Мой отец, показав на заднюю дверь, сказал, что ему нужно принести их из кладовой и это займет пару минут. Дело в том, что кладовой там не было. Задняя дверь вела на аллею. Отец галопом промчался два квартала по этой аллее к открытому рынку, купил там пару перчаток за двенадцать центов, прибежал обратно и продал их покупателю за пятнадцать центов».

Маршал вытащил носовой платок, обстоятельно высморкался и без тени смущения вытер со щек слезы. После возвращения из Нью-Йорка он оставил все попытки скрыть свою ранимость и плакал теперь почти на каждой встрече. Кэрол сидела молча, давая ему выплакаться, и пыталась вспомнить, когда последний раз видела плачущего мужчину. Джеб, ее брат, никогда не плакал, хотя его постоянно все обижали: отец, мать, хулиганы в школе, — причем иногда только для того, чтобы довести его до слез.

Маршал закрыл лицо платком. Кэрол перегнулась через стол и сжала его руку: «Вы плачете о своем отце? Он еще жив?»

«Нет, он умер совсем молодым, эта бакалейная лавка стала его могилой. Слишком много беготни. Слишком много трехцентовых сделок. Когда я думаю о зарабатывании денег, или о потере денег, или о разбазаривании денег, перед моими глазами всегда встает эта картина: мой дорогой отец в этом белом фартуке, стремглав несется по этой замусоренной аллее, ветер в лицо, развевающиеся черные волосы, хватает ртом воздух, а в победоносно поднятой руке, словно олимпийский факел, — пара двенадцатицентовых перчаток».

«А вы, Маршал, где вы в этой картинке?»

«Этот образ — колыбель моих страстей. Возможно, это был критический момент, определивший всю мою дальнейшую жизнь».

«Этот случай определил ваше отношение к деньгам? — спросила Кэрол. — Иными словами, если вы заработаете много денег, призрак вашего отца перестанет греметь костями по той аллее».

Эти слова ошеломили Маршала. Он взглянул на своего адвоката с еще большим уважением. Ее сшитое на заказ розовато-лиловое платье подчеркивало великолепные формы, и Маршал устыдился своей небритости и поношенного спортивного костюма.

«Ваши слова… я поражен. Гремящие кости… мне нужно обдумать это».

Повисла долгая пауза. «О чем вы сейчас думаете?» — нарушила молчание Кэрол.

«Об этой задней двери. Суть этой истории с перчатками не только в деньгах. Это еще и история про задние двери».

«Задняя дверь в магазинчике вашего отца?»

«Ага. Как он притворялся, что эта дверь ведет не на аллею, а в огромный склад, — эта метафора отражает всю мою жизнь. Я делаю вид, что во мне есть и другие комнаты; но глубоко в душе я понимаю, что нет никакой кладовой, набитой товаром. Я вхожу через черный ход, я выхожу на аллею».

«А, клуб «Пасифик юнион», — вспомнила Кэрол.

«Именно. Можете себе представить, что это значило для меня: в конце концов зайти через главный вход. Макондо бросил мне приманку, против которой я не смог устоять: искушение войти в круг избранных. День за днем я лечу богатых пациентов. Мы близки, мы обсуждаем самое сокровенное, я необходим им, как воздух. Но я свое место знаю. Я знаю, что, если бы я не был психоаналитиком, если бы мы встретились в других обстоятельствах, они не снизошли бы до меня, не уделили мне ни секунды. Я как приходский священник, кюре из бедной семьи, который исповедует представителей высших кругов. Но клуб «Пасифик юнион» — для меня это был символ истинного достижения. Прочь из бакалейной лавки на углу Пятой и Р: я поднимаюсь по мраморным ступенькам, стучу массивным латунным молоточком и через распахнутые двери вхожу в потаенную палату, обитую красным бархатом. Я стремился к этому всю свою жизнь».

«А там вас ждет Макондо — человек, более порочный, более безнравственный, чем все посетители бакалеи вашего отца, вместе взятые».