Захмелевшая от шампанского, которое она предпочитала всем остальным винам, девушка от души веселилась. В ожидании перемены блюд она давала посетителям ресторана настолько точные и хлёсткие характеристики, что было невозможно удержаться от смеха. Это была та, прежняя Мари, и очарованный Ник даже подумал, что лучше бы ему отпустить её и начать всё с чистого листа, но, вспомнив о Тьене Моррисоне, он отогнал эту мысль. «Из-за распроклятого пророчества мне не быть её единственной любовью. После моей смерти наверняка она выберет его. Так что, пока я жив, им не быть вместе».
Заметив, что Ник помрачнел, Мари подумала, что ему пришло ментальное сообщение от Палевского, которое, как правило, заканчивалось требованием немедленно явиться в штаб.
— Очередная неувязка, требующая твоего присутствия? — поинтересовалась она.
Ник аккуратно сложил салфетку.
— Алин, не забывайся! Ритен никто не отменял. Как смеешь ты задавать вопросы без моего на то разрешения?
— Но… — заикнулась было Мари.
— И не смей спорить со мной, если не хочешь, чтобы я при всех поставил тебя на колени.
Опасаясь, что захмелевшая девушка выйдет из повиновения и закатит ему грандиозный скандал, он протянул ей руку.
— Потанцуем?
На лице Мари отразилась целая гамма противоречивых чувств — от возмущения до растерянности. Тем не менее она согласно кивнула и оркестр, повинуясь мысленному приказу Ника, заиграл мелодию, знакомую ей по видению. Танцевальная площадка опустела и он, выведя её в центр, поклонился так, как это было принято в эрейской культуре. Преобразившаяся будто по волшебству девушка надменно выпрямилась. С головы до пят теперь это была чистокровная эрейская аристократка. С ледяным выражением на лице она слегка склонила голову и грациозно скользнула в объятия партнёра.
Несмотря на показную уверенность, Мари нервничала. Эрейское танго[1]носило ритуальный характер и по большей части было импровизационным танцем, заранее можно было изучить только его коллективный рисунок. К счастью, Ник оказался великолепным танцором и ей оставалось лишь следовать его уверенным движениям. Они прошли несколько кругов по танцполу и Мари, ощутив, что у неё хорошо получается, расслабилась и с улыбкой заглянула ему в лицо. Увиденное настолько выбило её из колеи, что она, сбившись с ритма, зацепилась каблуком за выступ в напольном покрытии, и чуть было не упала, но Ник подхватил её за талию и удержал на весу. Правда, это не слишком помогло делу. Утратившая разом грацию и уверенность девушка была немногим лучше деревянной куклы.
Потрясённая до глубины души Мари не смела поднять глаз. А всё потому, что перед её внутренним взором до сих пор стояло лицо Ника, исполненное такой безоглядной любви и нежности, что в первый момент, как она его увидела, ей даже поплохело.
«А сон-то оказался в руку, — немного придя в себя, подумала она, но отчего-то при мысли о сне ей вспомнился не Ник, а Тьен. — Тогда на выпускном, он смотрел на меня точно также. И что? С глаз долой, из сердца вон, как говорит Ладожский. Теперь вот Ник с обещанием вечной любви, что страшно уже само по себе… Палевская, соберись! Кажется, он не в духе и сильно».
Почувствовав, что над её головой собираются грозовые тучи, девушка попыталась сосредоточиться на танце, но сколько она ни старалась, прежняя согласованность движений ушла и больше не хотела возвращаться.
— Хватит! Давай прекратим это посмешище, — взмолилась она, но Ник продолжал кружить её по танцполу.
— Посмешище? — переспросил он таким тоном, что у Мари пробежал холодок по спине.
— Ник! Вот только не нужно меня ненавидеть.
— Танцуй, алин, не смей останавливаться! И помни, священный танец Весны не терпит фальши. Вот и расскажи его посредством, насколько глубоки твои чувства, или я, клянусь Священным Ягуаром, сверну тебе шею.
— Можешь мне не верить, но я люблю тебя. Вспомни венец любви! Разве он появился бы, будь это не так?
— Значит, боги солгали, — последовал бесстрастный ответ.
— Нет! — Мари порывисто прильнула к Нику, но поняла, что обнимает статую командора[2]. «Господи, какой кошмар! Нужно срочно что-то делать, пока вечная любовь не перетекла в вечную ненависть», — пронеслось в её мыслях.
— Стой! — она подняла голову, глядя ему в глаза. — Если хочешь знать глубину моей любви, позволь мне выразить её по-своему.
Ник не ответил, но всё же остановился и даже шагнул назад, ожидая, что она предпримет.