Лживая весна

«Огни и следы, о которых Андреас рассказывал торговцу из Шробенхаузена. Раскрытый кошель на кровати в комнате Виктории…»

– Я, как и мой брат, звал ее с собой. У меня не было ни гроша за душой, но я хотя-бы не был насильником. Я убеждал ее собрать дочь в дорогу и пойти со мной. Твердил, что смогу остановить Андреаса, если он попытается ей помешать, но она только поцеловала меня и проводила до леса…

– Вы видели тем утром на ферме еще кого-нибудь, кроме Виктории?

– Нет.

Вюнш глубоко вдохнул, досчитал до четырех, выдохнул, вновь набрал в грудь воздух и спросил:

– Почему вы решили вернуться?

– Я ходил по лесу и в моей голове роились мысли. Виктория была добра ко мне, и я был ей благодарен, но… почему я должен был скрываться? Почему должен был уйти? Чтобы не разозлить Андреаса? А как насчет того, чтобы не злить меня? Скажите мне, оберкомиссар, только откровенно без патетического дерьма: зачем мы прошли через Войну? Ради чего или кого погиб один мой брат, а второй остался калекой?

Хольгер часто задавал себе этот вопрос и не мог найти ответа. Он прекрасно знал о Германском предназначении, о Жизненном пространстве, о Войне на упреждение, но ничто из этой пропагандистской шелухи не было ответом, который смог бы его удовлетворить. Зачем лично он прошел через Войну? Вюнш увидел перед внутренним взором изувеченные руки Калле, бешеный взгляд Дитера Юнгера, наркоманскую улыбку Каспара Шнайдера и еще десятки лиц и имен тех, чья жизнь была искалечена Войной. Хольгер не мог соврать, даже не Вольфгангу Габриелю, а самому себе, поэтому ответил просто:

– Я не знаю.

– Спасибо за честность. Я тоже не знаю, но разве то, что мы сделали, то, чем пожертвовали, от этого становится менее значимым? Разве не заслуживаем мы уважения в нашей собственной стране от нашего собственного народа? Да черт с ним с уважением – я прошел через ад, уцелел, вернулся, а вернувшись, выяснил, что никто так ничего и не понял, никто так ничему и не научился. Так почему же в то холодное утро я вынужден был бежать как ободранный пес от людей, которые волоса на голове моего бедного брата никогда не стоили?! Груберы ни капли не изменились. Зато изменился я.

– И вы вернулись…

– Да, я вернулся.

Глава 36

Жертвоприношение

– Я вернулся, но не сразу. Сначала я отнес фонарь обратно в Лааг. Я брал его на участке, который выходил почти прямо к лесу, поэтому меня никто не увидел. После этого я долго блуждал по лесу. Спорил сам с собой. Наверное, это прозвучит странно, но я просто бродил по лесу до самых сумерек. Мартовский лес – безлюдное место. Я толком не знал, чего именно хочу. Солгу, если скажу, что у меня был четкий план, но общее направление мыслей вело к тому, чтобы убить Андреаса и, возможно, его жену, а после этого?.. Одно я могу сказать точно – в тот момент я не планировал убивать никого кроме них. Когда видишь столько смертей, сколько довелось увидеть мне, восприятие жизни бесповоротно меняется…

Мне кажется, что я и так владею вашим вниманием в достаточной степени. Вы не против продолжить без пистолета?

Резкий переход Вольфганга стал для Хольгера полной неожиданностью. Вюнш буквально почувствовал, как напрягся и подобрался Майер, как бы изготавливаясь к прыжку. Не осталось это незамеченным и для Габриеля, поэтому он произнес:

– Я не стал бы этого делать, молодой человек. Пистолет все же лежит прямо передо мной и я успею выстрелить, если вы решитесь броситься на меня, кроме того, даже если вам удастся меня повалить и арестовать, я не скажу больше ни слова, и вы никогда не докажете, что нынешний разговор вообще имел место.

После этих слов Вольфганг положил Walther на стол таким образом, чтобы иметь возможность выстрелить во Франца, даже не поднимая пистолет с лакированной поверхности. После этого Габриель продолжил свою исповедь:

– Я говорил о том, что когда видишь много смертей неминуемо и необратимо меняешься. Странно, но как только мысль об убийстве Андреаса пришла в мою голову, появились и идеи, как его лучше всего организовать. Я как будто снова был на фронте и решал боевую задачу. Помню, идея заманить его в сарай пришла ко мне на берегу небольшого ручья. Летом это место нельзя было бы разглядеть с тропы из-за густой зелени, но была весна.

Я решил, что заберусь в сарай, который, скорее всего, снова будет не заперт, привлеку внимание шумом, а после этого буду ждать того, кто явится первым. Если придет Андреас – я убью его, если Цицилия – то убью ее, а потом дождусь, пока Андреас придет посмотреть, почему она не возвращается, и тогда убью его.

– А если бы пришла Виктория?

– Не знаю наверняка. Скорее всего, снова попытался бы убедить ее пойти со мной, а когда она вновь не согласилась бы, связал бы ее веревкой, которую заметил в сарае еще в прошлую ночь.

Вольфганг посмотрел в глаза Майеру и спросил:

– Я, наверное, кажусь вам зверем, молодой человек?