Лживая весна

Была половина десятого утра. Лоренц Шлиттенбауэр указал, что его сын работает в мастерской Шипплока, расположенной на центральной площади. С Бальдура и решил начать Вюнш. «Мастерская Шипплока. Мебель, деревянная посуда и игрушки» занимала первый этаж в длинном здании, выходившем на площадь торцом.

Стоило Хольгеру открыть дверь, как на него обрушилось множество запахов: смола, древесина, клей, лак и другие, менее заметные ароматы. Мастерская не только выполняла заказы, но и продавала готовую продукцию. Небольшой зал был буквально завален столами, стульями, тумбами, шкафами и креслами. Вюнш, стараясь ничего не уронить, пробрался к стойке продавца.

– Доброе утро! Не каждый день увидишь посетителя в мебельной мастерской в такой час. Чем могу помочь?

Угрюмого вида здоровяк, сидевший за стойкой, оказался, вопреки внешности, улыбчивым, дружелюбным и, что удивило Хольгера больше всего, тонкоголосым.

– Добрый день. Я бы хотел пообщаться с Бальдуром Шлиттенбауэром, мне сказали, что я могу найти его здесь.

– Правильно сказали. Однако позвольте поинтересоваться, кто вы и зачем ищете Бальдура?

Улыбка не покинула лицо продавца, но дружелюбия в ней стало значительно меньше.

– Извольте – Хольгер достал документы. – Оберкомиссар Вюнш, Баварская полиция.

– А я, Отто Шипплок, к вашим услугам. Владею этим заведением. Бальдур сейчас в мастерской. У него проблемы?

– Нет. Он проходил свидетелем по одному делу, и я хочу уточнить его показания.

– Понятно. Я ценю Бальдура, так что вы его у меня не уводите. Пригласить его сюда или вы пройдете к нему?

– Лучше к нему. Не хочу мешать вашей торговле.

– Да какая торговля в такой час? Впрочем, к нему так к нему…

Шипплок вышел из-за стойки и пробрался к прикрытой двери, ведшей, очевидно, в мастерскую. Он снял висевший слева от двери фартук и передал его Хольгеру:

– Набросьте. Сами понимаете – опилки, пыль…

Вюнш кивнул, надел фартук и прошел в дверь вслед за хозяином мастерской.

Бальдур Шлиттенбауэр был красив – голубые, как и у Хельги, глаза и волевые черты лица Лоренца. Перед ним лежала широкая прямоугольная доска. «Скорее всего, дверца шкафа». Шлиттенбауэр занимался созданием резьбы по ней. По периметру доски уже был закончен узор из дубовых листьев, а за центральную часть Бальдур только принялся и Хольгер пока не мог сказать, что за узор он создает. Судя по всему, резчик в мастерской был только один, потому что рабочее место Шлиттенбауэра было отделено от других мастеров. «Тем лучше» – Хольгер уже продумывал грядущий разговор.

Бальдур был так увлечен работой, что Шипплоку дважды пришлось окликнуть его:

– Бальдур! Бальдур, отвлекись на время! Тут пришел человек, который хочет с тобой поговорить.

Шлиттенбауэр посмотрел на Вюнша и Хольгер отметил, что взгляд у него от отца.

– Добрый день, господин Шлиттенбауэр. Я, оберкомиссар Вюнш из полиции. Мне нужно задать вам несколько вопросов.

– Я не очень понимаю…

– Это касается Хинтеркайфека.

– Ясно. Хорошо, помогу, чем смогу, только я ничего особенного не видел.

Шипплок вышел и задвинул занавеску из плотной ткани, отделив нишу, в которой находился стол резчика, от остальной мастерской. Они остались вдвоем. Хольгер решил начать с простого:

– Ваш отец – Лоренц Шлиттенбауэр?

– Верно.

– Что вы можете рассказать о произошедшем в Хинтеркайфеке?

– Ужасное преступление. Мне было четырнадцать, когда это произошло, и я уже был не совсем ребенком. Груберов не любили, я как-то спросил у отца, за что, но он тогда ушел от ответа. Помню, отец очень близко общался с Викторией – одной из убитых. У меня тогда умерла мать, и отец порой говорил, что надеется, что Виктория скоро станет нам с Хельгой – это моя сестра – второй матерью. У них даже общий сын был – Йозеф – но я его никогда не видел. Его тоже в ту ночь убили. Я знал Викторию и немного ее дочку Маргариту. Когда это все произошло, все, в том числе и я, были обескуражены… Детей потом долго не отпускали гулять по вечерам.

Мне никто особенно не рассказывал, что там произошло. Знаю, что всех забили до смерти, даже Маргариту и Йозефа. Знаю, что убийца жил там еще несколько дней, правда не помню, до или после убийства… Помню, что отца подозревали поначалу. И тела нашел он, и мотив у него был, и алиби не очень хорошее, хотя мы с Кристианой – это моя мачеха – сообщили, что он провел ночь в сарае.

«Тоже очень спокойный, хотя и не настолько, как отец…»

– О той ночи я и хочу поговорить. Ваш отец сказал, что увлекается изготовлением мебели и иногда проводит целую ночь в сарае за этим занятием. Вы можете это подтвердить?

– Вы общались с ним?

– Да, вчера.

– Я подтверждаю его слова. Иногда ему необходимо побыть в одиночестве, чтобы не начать превращать жизнь окружающих в ад. В такие дни он может часами сидеть в сарае, не выходя из него. Так было в моем детстве, насколько я знаю, он делает так и сейчас. Отец рассказывал, что увлекся работой с деревом именно для того, чтобы занимать себя в такие дни.

– То есть в ту ночь он просто хотел побыть один?

– Да.

– Вы видели его после того, как он ушел?