Лживая весна

Последний год Войны отгремел, оставив тяжелые сны о том, что им вновь, как и в 14-м, удалось дойти почти до самого Парижа. И, как и в 14-м, противник все перевернул, когда победа была необычайно близка. Французы встали насмерть, гнулись, но никак не хотели ломаться, а потом развернули контрнаступление. К ноябрю германская армия из последних сил держала фронт в Бельгии и Восточной Франции. Из дома приходили новости одна хуже другой, ходили даже слухи о том, что кайзер отрекся, а переговоры о мире все тянулись и тянулись.

За последнюю ночь французы провели восемь атак на одинокую, отрезанную от всего и вся позицию, которую удерживали остатки взвода Хольгера. Мрачные старики, за четыре года до этого сведшие своих детей в смертельном объятии, уже обсуждали, как будут грабить мир, оставшийся после Войны, и только один неугомонный французский капитан все бился и бился о, занозой впившуюся в тело его Родины, немецкую траншею.

Из взвода, командиром которого Вюнш стал месяц назад, в строю оставались восемь человек, включая его самого. Еще четверо были из штурмовой группы. Эти ребята были настоящими психами – в промежуток между бесконечными французскими атаками они отправились в вылазку, как сказал их командир лейтенант Вирхов – за едой. Фураж не подвозили уже двое суток. Из пятнадцати человек, ушедших в вылазку, вернулись семеро, еще трое погибли в течение следующего часа.

Следующая атака французов будет последней – кожух охлаждения последнего рабочего MG был погнут и пробит после того, как пулемет пришлось использовать в качестве дубины, а без него позицию вскроют как гнилой орех.

– Эй, а Иммель-то, похоже, кончился…

– Не мели чепухи, Зиберт, я просто задремал.

– Не терпиться спровадить еще кого-нибудь в Вальгаллу, а, Зиберт? Не беспокойся, скоро французы об этом позаботятся.

– Заткнулись все! Эрлих, ты это слышал?

– Да, лейтенант. Это свисток.

«Пора!»

– А ведь обещали перемирие…

– На той стороне новости медленнее доходят.

– Отставить разговоры! На позиции! Зиберт, что там с пулеметом?

– Нет больше пулемета, лейтенант…

Без пулемета все это не имеет смысла. Хольгер невольно улыбнулся – впервые за последний год у него было вдосталь пулеметных лент. Вот только пулемета не было.

– Розенберг, как Дайслер?

– Преставился, господин лейтенант…

«Одиннадцать!»

– Стрелять по готовности. Не на звук, а на силуэт – не хватало еще последние патроны пустить в чертов французский туман!

Внимание Вюнша вдруг привлек боец из штурмовой группы: заляпанное грязью лицо и растрепанные волосы дополнялись тем, что он скинул мундир и остался в одной рубахе. Боец стоял во весь рост, будто готовился сам идти в атаку. Хольгер хотел окликнуть его, но, увидев искаженное гримасой бешенства лицо, понял, что это бесполезно. В правой руке боец держал трофейный бельгийский Наган, а в другой…

Вюнш увидел над собой встревоженное лицо Хелены. Ткань сна рвалась постепенно, Хольгер обернулся, отчаянно желая увидеть, что держит в левой руке боец из штурмовой группы, по неясной ему самому причине это было для него очень важно, но увидел лишь белую ткань простыни. Вскоре вернулись звуки.

– Да проснись же ты, Хольгер! Слышишь меня?!

– Да, слышу…

– Слава Богу! Как же ты меня напугал! Что случилось?

– Дурной сон…

– Ты сильно кричал и ругался во сне, я подумала, что ты с ума сошел!

– Только слегка. – Хольгер попытался немного успокоить Хелену шуткой, но не преуспел.

– Я очень испугалась.

– Прости, пожалуйста. Дай мне пять минут.

Вюнш встал и, распахнув окно в апрельскую ночь, закурил. Ноябрь все еще держал его своими ледяными когтями.

«Как будто он когда-то тебя отпускал…» – внутренний голос услужливо усугубил ситуацию.

– Что тебе снилось?

– Уже не помню, прости.

– Часто с тобой такое?

– Иногда бывает.

– Закрой окно, холодно.

Хольгер затушил окурок и, прикрыв окно, вернулся в кровать.

– У тебя такой взгляд страшный был, когда я тебя разбудила… Обними меня, я замерзла.

– Хорошо.

Он почувствовал, что она дрожит то ли от холода, то ли от страха.

– Прости меня еще раз.

– Спи, до утра еще далеко.

Остаток ночи прошел спокойно. Призраки прошлого больше не терзали Хольгера и он даже смог выспаться. Первое, что он обнаружил, когда проснулся, это отсутствие рядом Хелены. Вюнш рывком сел и посмотрел на часы. Было ровно семь утра. Рядом с часами лежали заколка и повязка Хелены, значит, она все еще была здесь.

Хольгер поднялся и широко потянулся. Вопреки тяжелой ночи, настроение было превосходным. В ноздри ему бросился запах еды. Вюнш, стараясь не шуметь, умылся, после этого оделся и прошел в сторону кухни. Он не очень часто пользовался этой комнатой – готовить Хольгер не любил, а принимать пищу предпочитал в пивных. Домовладелец приносил раз в неделю некоторые продукты: хлеб, масло, яйца, иногда мясо, но частенько находил их забытыми и безнадежно испортившимися. Хольгер призадумался, вспоминая, когда в последний раз ел дома. По всему выходило, что сие знаменательное событие произошло в самый первый визит Хелены утром прошлой субботы.