Лживые зеркала

Матушка, ты будешь удивлена, но я совершенно переменился со своего последнего письма – а ведь когда я писал тебе в прошлый раз, пару дней назад? Что ж, готов признаться и тебе, и самому себе: меня больше не гложут сомнения. Я бесповоротно, отчаянно влюблен. Думаю, ты догадываешься, кому адресованы мои симпатии, как и я догадываюсь из твоих ответных писем, что ты не слишком их одобряешь. Я соглашусь с тобой в том, что наше с ней знакомство длится не слишком долго, но глубина и сердечность моих чувств не дают мне в них сомневаться. И я счастлив, зная, что мои чувства взаимны. Ты не представляешь, какой радостью меня наполняет мысль, что этот ослепительный, прелестный ангел, чьи достоинства в разы больше моих собственных, позволяет своему сердцу открыться ради такого, как я. Чем больше я узнаю ее, тем сильнее и трепетнее люблю. Она человек непростой судьбы и непростого характера, но это ни в коей мере не умаляет ее достоинств и моих чувств, а, напротив, приумножает их стократ. Признаться, я и не чаял… впрочем, о доверии говорить все равно рано.

Знаю, ты бы позволила раскрыть ей все подробности нашего с тобой положения. Нет человека, который больше бы заслуживал доверия, чем Уинифред. Я знаю, что она не обмолвилась бы никому и словом. Но все же не могу заставить себя открыть ей правду о собственном происхождении, ведь это поставит под удар и тебя. Лгать ей невыносимо, а потому я увиливаю, всячески избегаю разговоров о семье и опускаю клочки полуправды. Это ранит ее сильнее, чем я мог подумать. Уинифред умна и проницательна, а потому точно знает, когда ей не говорят всего. Конечно, она полагает, что я не раскрываю ей правду потому, что не доверяю ей, но это совершенно не так. Больше всего я хочу разделить с ней нашу тайну, поэтому прошу у тебя на это позволения. Если ты ответишь отказом, я приму его, ведь этот секрет в той же степени твой, сколько и мой. Но молчание убивает меня, и я надеюсь, что ты доверишься моему суждению».

На этом послание обрывалось. Уинифред сглотнула, с какой-то странной отрешенностью осознавая, что совершенно ничего не понимает.

Мать Теодора жива? Но как? Весь город гудел, когда чета Дарлингов посреди сезона скоропостижно скончалась от холеры. Подделать смерть миссис Дарлинг и тайно увезти ее в Хартфордшир сложно, если не невозможно. И если мать Теодора действительно жива-здорова и находится в Хэзервуд-хаусе, почему Дарлинг в письме упомянул даже свою бабку, но не Кэтрин?

Если только Кэтрин не его мать.

Уинифред вдруг вспомнила, что миссис Дарлинг на портрете совсем не походит на Теодора: сероглазая, уставшая женщина с пеной каштановых кудрей. Зато юная черноглазая Кэтрин – его точная копия.

Так вот, какую тайну юноша все не решается открыть ей. Он вовсе не брат Кэтрин Дарлинг, а ее незаконнорожденный сын. Теперь все сходится: отвращение Теодора к собственным родителям и в то же время горячая любовь к матери, до странности очевидное сходство с девушкой на портрете, нежелание выдавать даже крохотные крупицы истории собственной семьи.