Лживый век

Революции вершатся, когда в обществе оформляются новые социальные группы, которые способны сменить правящий слой и взять на себя ответственность за судьбы народа, которому принадлежат душой и телом. Толчком к смене власти, конечно, может послужить некое протестное движение или спонтанное возмущение, но не они являются определяющими, а выступают всего лишь поводом для того, чтобы новые люди, претендующие на властвование, заявили о своем моральном праве править обществом. Состоятельные старообрядцы, в подчинении которых находились тысячи рабочих; студенчество и другая образованная молодежь, лица творческих профессий, сосредоточение коих наблюдалось только в обеих русских столицах, в качестве самых активных групп русского общества наиболее остро желали перемен в империи. Парламент, прелаты РПЦ, многие генералы, пресса сочувственно относились к этим умонастроениям и, оказывая возрастающее давление на государя императора, принудили его отказаться от продления своей исторической миссии в роли помазанника Божьего и стать частным лицом. Николай II, не желая быть причиной кровопролития и ненужных жертв, подписал «бумагу» о своем отречении. Революция стала действительностью.

В отличие от разного рода народных волнений и возмущений, отречение царя от престола — явление исключительное, потому что выхолащивает сакральный смысл помазания представителя правящей династии на власть, и предполагает новые процедуры вхождения во власть людей с некими иными характеристиками. При любой революции, даже самой бескровной, трансформационный спад в стране неизбежен: ведь рушатся или серьезно видоизменяются одни государственные институты, а другие, способные заполнить образовавшиеся бреши в меняющейся политической системе, пока еще не созданы или не апробированы на практике.

Если период «брожения умов» порождает различные радикальные теории обустройства общества, экстравагантные направления в искусстве, то период «социального брожения» неизбежно потворствует разнузданию страстей и распущенности нравов. Когда оба вида этих «брожений» совмещаются во времени, то река жизни не только выходит из своих берегов (или из границ своего исторического русла), но и вспенивается, покрывается бурунами, воронками и несет на своих волнах изрядное количество мусора. Половодье в стране, где зима длится целое полугодие — дело нешуточное, а чреватое множеством неприятных сюрпризов.

Распахиваются двери тюрем и даже домов для сумасшедших, а их узники воспринимаются общественностью в качестве жертв тирании рухнувшего царизма. Легализуются экстремистские организации и партии радикал-революционеров всех толков и направлений, которым прежний режим не позволял свободно общаться с народом посредством митингов, публикаций своих газет и брошюр, а также посредством проведения манифестаций, мистерий и прочих зрелищных акций. В столицы стекаются люди, которым прежде не дозволялось находиться в крупных русских городах: из сибирских деревень едут ссыльные, из-за заграницы — политические эмигранты, из-за перечеркнутой «черты оседлости» прибывают жиды, которые категорически не желают дольше зваться жидами, а хотят называться евреями. Малороссы настаивают на том, чтобы их именовали украинцами, а черемисы — марийцами. Даже проститутки требуют более уважительного отношения к своей деятельности, идентифицируя себя в качестве работниц, оказывающих специфичные, но крайне необходимые общественные услуги.

Страна бурлит и пенится, тем временем, продолжая воевать с тремя крупными государствами и нести неизбежные многочисленные людские потери. Любая затяжная война источает смрадное дыхание смерти, принуждая живых терпеть это дыхание. А революции, наоборот, будоражат воображение, и горячат кровь, особенно, у мечтательных и романтичных натур. Но в любом обществе, в любые эпохи наличествуют прирожденные садисты, убийцы, прочие извращенцы и выродки. Все эти типажи, как и многоразличные деструктивные секты, и прочие сомнительные сообщества, обычно ведут подпольный образ жизни, но именно они наиболее чутко реагируют на дыхание смерти. Для многих из них, война — мать родна. А политические пертурбации, тем более, такие системные, какими являются революции, открывают перед ними головокружительные перспективы, вследствие снятия всех запретов и табу.