М. А. Бакунин

Масса упрековъ падаетъ на денежную безалаберность Бакунина. Дѣйствительно, должникъ онъ былъ хаотическій и плательщикъ неаккуратный. Изъ всѣхъ мемуаристовъ о Бакунинѣ жалостнѣе всѣхъ плачется на этотъ порокъ соціалистъ 40-хъ годовъ, Арнольдъ Руге. Въ журналѣ его «Halle'sche Iahrbücher» Бакунинъ напечаталъ, подъ псевдонимомъ Жюля Елизара, знаменитую статью свою «Реакція въ Германіи», гдѣ впервые провозглашенъ былъ основной принципъ, впослѣдствіи усвоенный, какъ девизъ, анархическою революціей: Страсть къ разрушенію есть вмѣстѣ съ тѣмъ и творческая страсть — Die Lust der Zerstorung ist zugleich eine schaffende Lust. Вообще, эта статья сдѣлала эру въ соціально-революціонномъ движеніи умовъ въ «молодой Германіи», почему впослѣдствіи Бакунина и величали иногда немножко преувеличеннымъ титуломъ — «отца германскаго соціализма»… Руге обожалъ Бакунина, хотя и ненавидѣлъ его славянскія симпатіи и мечтанія о всеславянской федераціи, но обожаніе не смягчало въ бѣдномъ нѣмцѣ тоски по суммамъ, которыя великій революціонеръ занималъ у своего эксъ-редактора пудами, а выплачивалъ золотниками. Между Огаревымъ, Герценомъ и Бакунинымъ царилъ, сорокалѣтними отношеніями накопившійся, хаосъ денежныхъ счетовъ. Со смертью Александра Ивановича хаосъ еще болѣе осложнился, такъ какъ Бакунинъ, подстрекаемый Нечаевымъ, потребовалъ отчетности по пресловутому Бахметьевскому фонду… Разумѣется, въ хватаніи денежныхъ займовъ налѣво и направо, въ житьѣ на чужой счетъ, въ неуплатѣ долговъ нѣтъ ничего хорошаго. Обѣлить эту черту въ характерѣ Бакунина невозможно. Однако — «виновенъ, но заслуживаетъ снисхожденія». И поводъ къ таковому даетъ, прежде всего, конечно, та привычка къ кружковщинѣ, построенной на началахъ шиллеровской дружбы, которою началась и въ которой тянулась юность Бакунина, — барича, богатаго номинально и in spe, но фактически совершенно нищаго. Свою поѣздку за границу Бакунинъ совершилъ на счетъ кружка Герцена. Интересны мотивы, представляемые имъ для этого займа: «я жду духовнаго перерожденія и крещенія отъ этого путешествія, я чувствую въ себѣ такъ много сильной и глубокой возможности, и еще такъ мало осуществилъ, что каждая копѣйка для меня будетъ важна, какъ новое средство къ достиженію моей цѣли… Беру у васъ деньги не для удовлетворенія какихъ-нибудь глупыхъ и пустыхъ фантазій, но для достиженія человѣческой и единственной цѣли моей жизни… Я никогда не позабуду, что, давъ мнѣ средства ѣхать за границу, вы спасли меня отъ ужаснѣйшаго несчастья, отъ постепеннаго опошленія. Повѣрьте, что я всѣми силами буду стараться оправдать вашу довѣренность и что я употреблю всѣ заключающіяся во мнѣ средства для того, чтобы стать живымъ, дѣйствительно духовнымъ человѣкомъ, полезнымъ не только для себя одного, но и отечеству, и всѣмъ окружающимъ меня людямъ». О, счастливыя времена, когда россійскій интеллигентъ могъ достать денегъ у другихъ интеллигентовъ на предпріятіе «духовнаго перерожденія и крещенія», на страховку отъ «опошленія» и подъ единственное обезпеченіе — подъ обѣщаніе «стать духовнымъ человѣкомъ»!.. Въ первомъ десятилѣтіи XX вѣка все это кажется какимъ-то миѳомъ…

Дворянскія деньги были легкія и легко перемѣщались, и счеты по нимъ были легкіе. Въ дворянской эпохѣ множество денежныхъ продѣлокъ, не позволительныхъ въ современномъ буржуазномъ обществѣ не только обычно, но и юридически, уголовно, считались не болѣе, какъ милыми товарищескими шутками… Почитайте, — первый и ближайшій общедоступный примѣръ! — хоть воспоминанія Гончарова о кредитныхъ операціяхъ симбирскаго губернатора Углицкаго, который, однако, по своему времени былъ очень порядочнымъ человѣкомъ, считался и самъ себя считалъ джентльменомъ. Легкость и двусмысленность кредита рождали и легкое и двусмысленное къ нему отношеніе… Въ этомъ случаѣ Бакунинъ былъ лишь — типическое и балованное дитя своей родной среды.