M&D

Так вот в чем дело! – осенило Имоджин. – Именно взрыв эмоций и выброс адреналина донельзя обостряет чувственность!

От замужних подруг она слышала, что самый бурный секс бывает после бурной ссоры, это, так сказать, бурное примирение. «Почему бы нет? – решила Имоджин. – Если я такая, что готова терпеть всяких ненормальных придурков, а симпатичный, успешный, богатый придурок лучше всех остальных, так почему не он? Правда, Балаж немножечко женат, но, с другой стороны, именно на этом и строятся наши садомазо-отношения». И она представила себя в кожаных ботфортах, маске, и с семихвостной плеткой в руках. Действительно, почему не ролевые игры? Ведь на улице Ваци она только тем и занимается, что разыгрывает отношения, и неплохо на этом зарабатывает.

– Но это ужасно, зачем тебе псих? – возмутилась Илона, которой вечно всё не так. – Он ненормальный, извращенец, мазохист! На твоём месте мог оказаться кто угодно – ему просто нравится изменять, страдать, чувствовать себя виноватым. Может, его мама в детстве ругала, била сковородкой по башке, и он без этого теперь не может?

– Так это здорово, у нас идеальная пара…

– До тех пор, пока он не развелся и не женился на тебе. Тогда он будет изменять уже не ей, а кому, как ты думаешь? Тебе, дорогая.

– А кто сказал, что я за него выйду?

– Имоджин, тебе нужно найти такого, кто бы полюбил конкретно тебя, а не твою плётку.

– Черт тебя дери, Илона, давно такая умная стала?!

Как раз в то время у Илоны появился перспективный жених, и она стала больно много умничать, и даже стала реже появляться на улице Ваци.

И в тот момент, когда Имоджин открыла для себя всю прелесть нового подхода к их с Балажем отношениям, именно из-за этой улицы у них начались проблемы. Он случайно увидел, как в сопровождении двух иностранцев они с Илоной зашли в заведение, проскользнул следом, и устроил сцену ревности. Да, Имоджин нужны были эмоции, но всему своё время и место! Она настолько разозлилась, что не пошла за ним, когда вышибалы выдворили его на улицу. Потом, когда они с Илоной, как обычно, развели клиентов на дорогую выпивку, и улизнули через черный ход, бармен, выплачивая комиссионные, сообщил, что «тот придурок всё еще ждёт у входа». Она в ответ лишь усмехнулась: «Его проблемы».

Мобильный у неё был отключен, а домой к ней в тот вечер Балаж не поехал – видимо, торопился к жене. Зато вломился на следующий день и закатил истерику. Имоджин не повела и бровью. Ему-то какое дело, чем она в стрип-клубе занималась. Да хоть крутилась у шеста, терлась попой о клиентов, или даже обслуживала их в приватной комнате, она свободная женщина. Ей же не приходит в голову устраивать скандал у него дома, хотя он сто процентов трахает там женщину, которая, пусть и жена ему, но для неё, для Имоджин, это такой же посторонний человек, как для него те иностранцы.

Но этими логичными доводами она не успокоила его, а только усугубила драму, в которой, как ей казалось, не было никакой драмы. Балаж зарыдал, стал биться головой о стену, и говорить, что так больше нельзя. Ей так и не удалось понять, что и почему нельзя – вся эта сцена показалась настолько омерзительной, что она быстренько вытолкала сумасшедшего дружка на лестничную клетку и отключила всё, что могло зазвонить: дверной звонок, домофон, и телефон. До неё дошло, что садист из неё никудышный. Что ж, очередное разочарование.

На следующий день он позвонил, и она скрепя сердце согласилась с ним встретиться – в ресторане. Обед проходил в привычных разговорах о страданиях, и, – с учетом недавнего происшествия в стрип-клубе, – о падении нравов. Отвлекшись от этой смури, она попыталась подумать о чем-то приятном. Друзья недавно донесли, что Балаж купил жене кожаную сумочку модного в этом сезоне лилового цвета за четыреста долларов, и Имоджин захотелось такую же. И она ему прямо сказала об этом, прервав его унылый бубнёж. Балаж сделал вид, что не расслышал – с деньгами он расставался без особого воодушевления. За всё время их знакомства подарил ей только перьевую ручку Паркер – Имоджин сказала, что работает в модном журнале, пишет статьи. Потом, конечно, пожалела, лучше бы придумала легенду о том, что работает крановщицей и мерзнет на высоте, может, он подарил бы куртку.

Балаж продолжал прикидываться глухонемым, тогда она напомнила про сумочку, язвительно прибавив:

– Ты ведь намекнул, что я шлюха. А все продажные женщины удовлетворяют мужчин за деньги. И я – не исключение.

Внезапно он воодушевился – видимо, воспринял это как некую игру, и пообещал, что завтра же они поедут в магазин, и купят ей сумку. Но она была непреклонна:

– Я бы не хотела тебя утруждать. Будет лучше, если ты мне дашь наличными и я сама куплю себе то, что мне нужно.