Генеральный штаб готовился к нападению со стороны Швеции, которая была тесно связана с Англией; опасался Румынии, хотя дипломаты знали, что она ждет, пока не выяснится - кто победитель. В числе врагов считались Япония и Италия (они выступят на стороне союзников). Русские стратеги твердо рассчитывали на Болгарию, которая присоединилась к вражеской коалиции.
Петр Столыпин видел войну как величайшее несчастье России. «О какой войне может быть речь, - говорил он в разгар кризиса, вызванного захватом Австрией Боснии и Герцеговины, - когда у нас внутри достигнуто еще только поверхностное успокоение, когда мы не создали еще новой армии, когда у нас даже нет новых ружей»170. Предупреждал об опасности войны преемник Столыпина граф Коковцев. На рациональные аргументы Николай II отвечал: «Все в воле Божьей»171. В мистической атмосфере царского двора более убедительными были предсказания, шедшие непосредственно из источника всех знаний. Григорий Распутин был категорически против войны и предсказывал гибель России и династии в случае пренебрежения предсказанием. Петр Дурново, министр внутренних дел в кабинете Витте, затем член Государственного совета, послал императору меморандум, в котором предупреждал: «Всеобщая мировая война смертельно опасна для России и Германии, независимо от того, кто ее выиграет…»172. Меморандум был обнаружен в царских бумагах после революции без пометок, видимо он не был прочитан. Слухи о нем, однако, ходили по столице, подогревая тревожную обстановку.
28 июня 1914 г. боснийский серб студент Гаврила Принцип двумя выстрелами из револьвера убил в Сараево наследника австро-венгерского престола эрцгерцога Франца-Фердинанда и его жену. Реальность походила на выдумку малоталантливого автора трагикомедий. Решение эрцгерцога провести военные маневры в Боснии на границе с Сербией были восприняты в Белграде как провокация. Секретная организация сербских офицеров «Черная рука», манипулируемая сербской и русской спецслужбами, послала в Сараево террористов - семерых молодых людей, плохо стрелявших и, как один, болевших туберкулезом. Моделью служили русские террористы. Семеро, вооруженные бомбами и револьверами, стояли на трассе проезда открытой машины, в которой сидели Франц-Фердинанд с супругой.
В Сербии не любили наследника венского престола. Ему приписывали идею превращения двуединой монархии в триединую, включив на равных правах с австрийцами и венграми - славян. В Белграде видели в этом плане помеху на пути создания Великой Сербии.
Первый бомбист растерялся и пропустил машину, второй бросил бомбу, эрцгерцог отмахнул ее рукой, она взорвалась на улице. Осколки ранили герцогиню. Машина миновала еще четырех террористов, которые не шелохнулись. И лишь седьмой, последний, дважды выстрелил и смертельно ранил Франца-Фердинанда и герцогиню Софию.
Дальнейшие события описаны во всех учебниках истории: австрийский ультиматум Белграду, его принятие сербским правительством, за исключением одного пункта. Настоятельное желание австрийского министра иностранных дел Эренталя начать войну превратило этот пункт в повод для предъявления Сербии ультиматума. Германия поддержала Австро-Венгрию. Россия сочла для себя невозможной не защитить братьев-сербов. Всеобщие мобилизации сделали переговоры излишними. Машина войны стала набирать обороты.
Объявление войны «немцам» вызвало энтузиазм в России. С таким же энтузиазмом встретили известие о начале войны в Берлине, Париже, Лондоне, Белграде, Вене. Выразили свою лояльность представители «окраин». На однодневном специальном заседании Думы депутат Келецкой губернии выразил надежду, что славяне возьмут в руки «нержавеющий Грюнвальдский меч» и снова разгромят тевтонов. После чего, как надеялся депутат, произойдет объединение Польши. Речь понравилась, и в обращении к полякам 14 августа верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича был упомянут «Грюнвальдский меч». Депутат Курляндии на этом же заседании напомнил, что все латыши и эстонцы знают, что все, достигнутое ими, было достигнуто под защитою русского орла и дальнейшие успехи будут возможны только при условии, что «Прибалтика останется неотделимой частью Великой России…»173.
Бисмарк был убежден, что германская империя и Россия никогда не будут воевать, «если только не исказят ситуацию либеральные глупости или династические нелепости». В 1914 г. для войны между Россией и Германией не было даже этих причин.
Неудача расширения границ империи на Дальнем Востоке заставила вернуться Россию к традиционной цели - Константинополю. «Царьград» стал главным призом России в начавшейся войне. Впервые в русской истории обе великие «морские державы» были на ее стороне и заинтересованы в ее помощи против Германии в такой степени, что готовы были заплатить столицей Оттоманской империи. Русская дипломатия прилагала немало усилий к тому, чтобы удержать Турцию от выступления на стороне Германии, рассчитывая, после победы, добиться желаемого мирным путем.